Не обращая внимания на эти уколы, Руссо был в восторге от приема своего первого полнометражного произведения. "Во всей истории литературы, - думал Мишле, - никогда еще не было такого большого успеха".74 Издание следовало за изданием, но тиражи значительно отставали от спроса. В магазинах образовывались очереди, чтобы купить книгу; нетерпеливые читатели платили двенадцать су в час, чтобы взять ее на время; те, у кого она была днем, сдавали ее на ночь другим.75 Руссо с удовольствием рассказывал, как одна дама, собираясь на бал в Оперу, заказала карету, взялась за Жюли и так заинтересовалась, что читала до четырех утра, пока ждала горничную и лошадей.76 Он приписывал свой триумф удовольствию, которое женщины получали от чтения о любви; но были и женщины, которым надоело быть любовницами, и они жаждали быть женами и иметь отцов для своих детей. Сотни писем пришли Руссо в Монморанси с благодарностью за его книгу; так много женщин признавались ему в любви, что его воображение заключило: "В высшей жизни не было ни одной женщины, с которой я не имел бы успеха, если бы взялся это сделать".77
Это было нечто новое, когда человек так полно раскрывал себя, как это сделал Руссо через Сен-Пре и Жюли; и ничто так не интересно, как человеческая душа, пусть даже частично или бессознательно обнаженная для обозрения. Здесь, сказала мадам де Сталь, "все завесы сердца были сорваны".78 Началось господство субъективной литературы, длинная череда, продолжающаяся до наших дней, саморазоблачений, сердец, разбитых в печати, "прекрасных душ", публично купающихся в трагедии. Быть эмоциональным, выражать эмоции и чувства стало модой не только во Франции, но и в Англии и Германии. Классический режим сдержанности, порядка, разума и формы начал угасать, правление философов близилось к концу. После 1760 года восемнадцатый век принадлежал Руссо.79
ГЛАВА VII. Руссо-философ
I. ОБЩЕСТВЕННЫЙ ДОГОВОР
За два месяца до публикации "Новой Элоизы" Руссо написал М. Ленипсу (11 декабря 1760 года):
Я навсегда оставил профессию автора. Осталось искупить старый грех в печати, после чего публика больше никогда обо мне не услышит. Я не знаю большего счастья, чем быть неизвестным только своим друзьям. ... Отныне копирование [музыки] будет моим единственным занятием".1
И снова 25 июня 1761 года:
До сорока лет я был мудр, в сорок взялся за перо, а до пятидесяти отложил его, проклиная каждый день своей жизни тот день, когда моя глупая гордыня заставила меня взяться за него и когда я увидел, что мое счастье, мой покой, мое здоровье - все это ушло в дым без надежды обрести их вновь.2
Это была поза? Не совсем. Правда, в 1762 году он опубликовал и Du Contrat social, и Émile; но они были завершены к 1761 году; это был "старый грех, который нужно было искупить в печати". Правда и то, что позднее он написал ответы архиепископу Парижскому, Женевской консистории, а также на просьбы Корсики и Польши предложить им конституции; но эти сочинения были pièces d'occasion, вызванными непредвиденными событиями. После его смерти были опубликованы "Исповедь", "Диалоги" и "Речи одинокого променера". В сущности, он придерживался своего романного обета. Неудивительно, что в 1761 году он чувствовал себя измотанным и законченным, ведь за пять лет он написал три крупных произведения, каждое из которых стало событием в истории идей.
Еще в 1743 году, когда он был секретарем французского посла в Венеции, его наблюдения за венецианским правительством в сравнении с женевским и французским привели его к замыслу основательного трактата о политических институтах. Два "Рассуждения" были искрами из этого костра, но это были поспешные попытки привлечь внимание преувеличением, и ни одно из них не соответствовало его развивающейся мысли. Тем временем он изучал Платона, Гроция, Локка и Пуфендорфа. Но magnum opus, о котором он мечтал, так и не был завершен. Руссо не обладал упорядоченным умом, терпеливой волей и спокойным нравом, необходимыми для такого предприятия. Ему пришлось бы рассуждать так же, как и чувствовать, скрывать страсти, а не выставлять их напоказ, а такое самоотречение было ему не под силу. Его отказ от авторства был признанием поражения. Но в 1762 году он подарил миру блестящий фрагмент своего плана на 125 страницах, опубликованных в Амстердаме под названием Du Contrat social, ou Principes du droit politique.