The Story of Civilization 10

Будучи близоруким, он не находил удовольствия в красоте женщин, природы или искусства.71 Он считал, что скульптуру переоценивают. "Ценность скульптуры объясняется ее сложностью. Вы не станете ценить прекрасную голову, вырезанную на морковке".72 Он пытался освоить какой-нибудь музыкальный инструмент, "но так и не смог выучить ни одной мелодии". "Прошу вас, сэр, - спросил он, - кто такой этот Бах? Он волынщик?"73-имелся в виду Иоганн Кристиан Бах, в то время (1771) самый известный пианист в Англии. Он считал, что музыку портит цифровая акробатика. Услышав, как хвалили скрипача за то, что исполняемые им подвиги были такими трудными, Джонсон воскликнул: "Трудные - я хотел бы, чтобы они были невозможными".74

Столь энергичному человеку, должно быть, было нелегко справиться с сексуальными фантазиями, будоражащими даже нормальный ум. Когда он присутствовал на премьере "Ирен" и Гаррик привел его в "зеленую комнату", где игроки ждали между сценами, он отверг предложение повторить этот визит. "Нет, Дэвид, я никогда не вернусь. Ведь белые пузырьки и шелковые чулки ваших актрис возбуждают мои гениталии".75 Босуэлл был поражен, услышав, как однажды на Гебридских островах он сказал: "Я часто думал, что если бы я держал сераль... . ,"76

В целом его недостатки были более очевидны, чем его достоинства, которые были вполне реальны. Мы могли бы справедливо переиначить замечание Горация Уолпола о том, что "хотя он был добродушен в глубине души, он был очень недобродушен в верхней части".77 Голдсмит сказал то же самое более любезно: "Джонсону свойственна грубость манер, но ни у одного человека на свете нет более нежного сердца. У него нет ничего от медведя, кроме шкуры".78 Неопрятный, ленивый, суеверный, грубый, догматичный, гордый, он был также добр, гуманен, великодушен, быстро просил прощения и прощал. Миссис Трейл подсчитала, что Джонсон раздал 200 фунтов из своей пенсии в 300 фунтов;79 и добавила:

В своем доме он содержал целые гнезда людей. ...Обычно проводя у нас середину недели, он содержал свою многочисленную семью на Флит-стрит на установленное пособие, но возвращался к ним каждую субботу, чтобы дать им три хороших ужина и свою компанию, прежде чем вернуться к нам в понедельник вечером - обращаясь с ними с такой же, а может быть, и более церемонной вежливостью, как и со многими другими модными людьми".80

Он писал предисловия, посвящения, проповеди и даже юридические заключения для других, часто безвозмездно. Он трудился словом и пером, чтобы спасти доктора Уильяма Додда от виселицы. Увидев на улице проститутку, он (тогда ему было семьдесят пять лет) взял ее на спину, отнес в свои комнаты, ухаживал за ней, пока она не поправилась, и "старался приучить ее к добродетельному образу жизни".81 Джордж Стивенс, сотрудничавший с ним в редактировании Шекспира, сказал: "Если бы многочисленные щедроты, которые он тщательно скрывал, многочисленные акты гуманности, которые он совершал наедине с собой, были показаны с такой же полнотой [как и его слабости], его недостатки настолько потерялись бы в сиянии его добродетелей, что только последние были бы замечены".82