The Struggle for the Eurasian Borderlands. From The Rise Of Early Modern Empires To The End Of The First World War

Решение Петра перенести столицу из центра своего царства на северо-западную периферию (еще до того, как эта земля была окончательно уступлена в Россию из Швеции) во многом стало его самым драматичным идеологическим заявлением. Это было тесно связано с его реформой церкви и насаждением западных образцов одежды и поведения, по крайней мере при дворе. Москва представляла собой другой образ империи. Иностранцы называли ее средневековой или азиатской. Город сохранил сильные физические и символические напоминания о прошлом: на узких улицах и в деревянных зданиях доминировали великие церкви в византийско-киевском стиле, а кремлевские стены, хотя и построенные итальянцами по ренессансной модели миланского дворца Сфорцеско, были предназначены для защиты от татарских и польских набегов. Градостроительство Петербурга должно было быть рациональным: прямолинейные улицы и каналы, огромные площади и стены, триумфальные арки по шведскому и голландскому образцам, построенные иностранцами, в которых преобладали светские здания, дворцы и правительственные учреждения. Четыре здания, в частности, воплотили в себе петровскую концепцию новой монархии. Адмиралтейство символизировало Россию как крупную морскую державу, а его шпиль стал фокусом "уникальной и обширной системы взаимосвязанных пространств... которая определит гармонию городского плана Петербурга на следующее столетие"; Петропавловская крепость стала примером слияния церкви и государства, а доминирующая статуя Петра держала ключи от рая и ада; Кунсткамера с ее строгим классическим дизайном и центральной башней, завершающейся многоугольным фонарем и глобусом, в которой разместились первая в России обсерватория и анатомический театр, олицетворяла приверженность Петра к науке; а здание Двенадцати коллегий определило императорское пространство для петровской бюрократии - современный принцип организации, рекомендованный Лейбницем. Ансамбль предоставил Петру пространственное поле, в котором он мог демонстрировать свою власть посредством триумфальных ритуалов. Его планы, в основном не реализованные при его жизни, претерпели стилистические изменения, но первоначальная концепция, принявшая еще более грандиозные пропорции по мере того, как она расширялась и украшалась преемниками Петра, проецировала императорскую власть на запад по воде, если еще не в открытое море.

Существуют некоторые споры о том, рассматривал ли Петр государство как перерождение своей личной власти или как отдельную, бессмертную сущность. Многое зависит от интерпретации таких политических актов, как престолонаследие. Когда его единственный сын, Алексей, умер при невыясненных обстоятельствах после пыток, суда и смертного приговора, Петр заявил, что назовет своего преемника. Он умер, так и не сделав этого.

В результате междоусобиц на трон взошла его жена, Екатерина I, положив начало почти непрерывной череде женщин в течение последующих семидесяти пяти лет.

Лишь в конце века Павел I попытался упорядочить престолонаследие, поставив его на наследственную основу, и, назло своей матери, Екатерине II, узурпаторше, исключил женщин из этой линии. Даже тогда его бездетный сын, Александр I, переоформил линию престолонаследия, передав ее от следующего по старшинству брата, Константина, к младшему брату, Николаю, по тайному семейному договору, как будто государство было его частным владением. Зыбкая традиция династического престолонаследия, возможно, имела отношение к контртрадиции претендента или самозванца (самозваного царя), которая преследовала законное императорское правление с конца XVI до начала XIX века.

Как никто другой из российских правителей, Екатерина II пыталась окутать самодержавную власть полноценной светской идеологией. Она была заядлой читательницей литературы по политической философии XVIII века, в частности, трудов французских философов, среди которых лидировал Монтескье, и немецких камералистов, включая И.Г.Г. Юсти и И.Ф. Бильфельда. В своих "Наставлениях" (Наказ) делегатам созванного ею в 1767 году совещательного Законодательного собрания она заимствовала и смешивала ингредиенты от представителей обеих точек зрения. Резонансным для нее был вывод Юсти о том, что такие страны, как Польша и Венгрия, где феодальные традиции были наиболее сильны, подвергались наихудшей форме мелкой тирании со стороны местных дворян. Вместо того чтобы полагаться на привилегии корпоративных сословий для борьбы с тиранией, Юсти выступал за проведение консультативных собраний, подобных тому, которое создала Екатерина, и за проявление моральной сдержанности. Здесь, напомним, Юсти ссылался на пример Цинского Китая, который он считал самой эффективной формой правления, известной людям.