На следующей неделе, сразу после девяти утра в понедельник, Калеб подошел ко мне, нежно тронул за плечо и спросил, не хочу ли я поужинать с ним вечером на следующий день.
И тогда, конечно же, это случилось.
10
Именно тогда, холодным и темным вечером вторника в середине февраля 2013 года, в анонимном ресторане рамена на шестом этаже анонимного торгового центра Маруноути большой, очень богатый и толстопалый мужчина, ненавидящий плохо расположенные термостаты, нарисовал мне видение моей жизни.
Это было будущее судебных залов и нищеты, годы ограбления банков, потраченные впустую.
Она была жестокой, и за ней стояла сила: одна из крупнейших корпораций в мире.
Что вы думаете? Что вы думаете, когда вам двадцать шесть лет, вы один из самых прибыльных трейдеров в мире, работаете в одном из крупнейших банков мира, вы пришли из ничего, из гребаных бумажек за 12 фунтов в неделю, а человек, который когда-то был вашим кумиром, сидит за столом напротив вас, за двумя мисками рамена, смотрит вам в глаза и говорит: "Иногда плохие вещи случаются с хорошими людьми. Мы можем сделать вашу жизнь очень сложной".
Как будто он гангстер. Как будто он дон.
Что вы думаете?
Знаете, до того дня, когда меня исключили из школы, прошло почти ровно десять лет. Я не был наркоторговцем или кем-то еще, но это была гимназия, так что школа была шикарная, и дети там знали, что я могу достать наркотики.
И я могу достать наркотики. Они были правы. Это была правда. Я мог достать наркотики, потому что на моей улице были наркодилеры. Довольно много. На их улицах наркоторговцев не было, но на моей улице они были. Вот почему шикарные дети просили меня достать им наркотики, и вот почему меня исключили из школы.
И знаете, у этих наркоторговцев не было тех возможностей, которые были у меня, или тех, которые были у других детей. Они не могут поступить в LSE. Они не могут выиграть стажировку в инвестиционном банке в карточные игры. У них нет надежных путей выхода из нищеты, и поэтому вместо этого они продают наркотики. Иногда они занимаются и другими вещами - мошенничеством, кражами со взломом. И некоторые из них зарабатывают деньги, а другие - нет. Одни попадают в тюрьму, другие - нет. И иногда с такими детьми случаются очень плохие вещи. Иногда их режут ножом. Иногда их убивают. Иногда люди поджидают их у ночных клубов в машинах, ждут, пока они перейдут дорогу, а потом сбивают их, и их тела корчатся в судорогах на полу.
Тогда, в тот момент, я понял, что мы одинаковые. Мы все одинаковы. Наркоторговцы, банкиры, торговцы, я сейчас, я тогда, Калеб, Сараван, Братхап, Руперт Хобхаус, Джейми, Ибран, Джей Би. Мы все одинаковы. Разница лишь в том, насколько богаты были наши отцы. Если бы эти наркоторговцы учились в Итоне, или в школе Святого Павла, или в какой-нибудь еще сраной школе-интернате, куда ходил Руперт, они были бы там, со мной, на торговой площадке, сидели бы рядом с Артуром, сидели бы рядом с Джей Би. Покупая гребаные зеленые евродоллары. И если бы эти трейдеры родились там же, где родился я, в больнице Баркинга, в Восточном Лондоне, где родился Бобби Мур, где родился Джон Терри и где родился миллион других маленьких барыг, продававших грошовые сладости на школьных переменах, то они тоже были бы там, продавали бы наркотики на углах. Мы одинаковые. Мы все одинаковые. Глупые. Умные. Молодые. Амбициозные. Хотим стать кем-то. Не совсем понимая, чем. Гонимся за чем-то, не зная, за чем гонимся. Бежим к нему и убегаем.
Это просто путь, не так ли, для молодых голодных барыг, продающих наркотики или продающих долбаные облигации. Мы все одинаковые. Мы ничем, блядь, не отличаемся. Просто иногда Бог трясет не ту коробку, не в том, блядь, храме; и кто-то вроде меня или Билли выпадает задом наперед и приземляется на наши лица, не в той игре, не на той, блядь, доске.
Мы одинаковые. Ты не лучше нас. Вы не лучше нас. Это две разные игры, с самого начала. С самого начала. С самого рождения.
Но вы не думаете обо всем этом там, в данный момент. Все это проникает в вас во сне. В тот момент вы просто фиксируетесь на этом жирном лице и думаете,
"Приятель. Не говори как гангстер, если ты не гребаный гангстер".
И я сразу понял, что буду бороться.
Это было не решение, это никогда не было решением. Иногда нужно посмотреть дьяволу в лицо.
Разумно ли это? Разумно ли было бороться с Citibank? С одной из крупнейших корпораций в мире?
Ну, я не знаю. К черту. Я никогда не претендовал на мудрость.
В ту ночь я не спал, ни секунды. Я пошел домой, и меня вырвало. Никакой, блядь, еды. Только слабая желчь цвета мочи. Даже кислоты не было, из-за таблеток. Вытер рот и начал пятиться. А потом ты шагаешь, шагаешь и шагаешь.
Я трахал ее. Я действительно все проебал. У меня не было никакого плана. Что, блядь, ты можешь сделать сейчас, в этот момент?
Я уже связался с отделом кадров. Все, что он сказал, было законно. Я не мог работать на благотворительность, пока они не подпишут это.
Я не собирался уходить без этих чертовых денег.