The Trading Game: A Confession

После этого я отправился к врачу компании. Он находился тремя этажами ниже, далеко от торгового зала. В небольшом, ярко освещенном кабинете на маленьком пластиковом стуле сидел японец средних лет, с солеными и перчеными волосами и приветливой внешностью, сложив руки на широком животе. За его спиной стояла молодая симпатичная японка в униформе медсестры.

Мужчина усадил меня. Он спросил, что со мной. Мне показалось, что ему не все равно.

Ну. Полагаю, я должен рассказать вам, что произошло. Я говорил минуту, а потом сломался. Это были единственные люди, которым я могла выплакаться. Два человека, которых я даже никогда не видела.

Не думаю, что до того момента я осознавал, в какой жопе я оказался. Думаю, временами я говорил себе, что все это лишь стратегия, игра. Хотя, может, это была и не игра. Может, это была моя жизнь.

Он выписал мне оплачиваемый больничный на три месяца.

 

-

После этого на мгновение я замешкался. Я колебался и не двигался.

Я снова оказался на краю атриума. Я посмотрел вниз, но прыгать не стал.

Теперь он у меня есть, у меня есть больничный лист. Но я не подавала заявление на отпуск.

Выйдя из кабинета врача, я вернулся на торговую площадку, чтобы забрать свою маленькую сумку с веревками, а затем отправился домой.

В какой-то момент в тот день, видимо, кот вырвался из мешка, и ситуация вышла из круга только высшего руководства. Я знаю это, потому что начал получать сообщения от ребят из Лондона.

Снупи прислал сообщение: "Не сдавайся! Ты можешь их победить! Ты умнее этих ублюдков!"

Титзи написал: "Жаль будет видеть, как ты уходишь, я думал, что однажды ты будешь управлять этим местом".

Я думала, что получу сообщение от Билли, но получила его только поздно вечером. Оно гласило: "Ты в порядке, Гал? Руководство говорит, что ты пытаешься уйти, и все время просит меня, чтобы ты осталась. Они сказали, что ты подала заявление на отпуск по болезни из-за стресса. Что случилось, Гал? Ты в порядке?"

Это было единственное сообщение, на которое я ответил.

"Не беспокойтесь обо мне, босс. Я всегда в порядке".

Скорее всего, это была ложь.

Итак. Почему я не подал заявление на больничный?

В то время я говорил себе, что это рискованно. Я боялся, что если подам заявление на больничный, это вызовет судебный иск со стороны банка.

Было ли это реальностью? Была ли эта опасность реальной? На вас не могут подать в суд за то, что вы ушли на больничный... не так ли?

Оглядываясь назад, я думаю, что это было нечто большее. Думаю, на каком-то уровне я знал, что это значит. Больше никаких PnL, никаких Liquidator. Больше никаких завистливых взглядов от амбициозных молодых людей.

У меня была встреча с Рупертом, поскольку встречи все еще не прекратились. На этой встрече не было никого, только Руперт и я. Он был на экране, по видеосвязи, в светлой комнате Калеба в небе.

Я села и посмотрела на свои туфли.

"Знаешь, Гэри, тебе никто не верит. Никто не верит, что ты болен. Они думают, что все это - уловка, чтобы получить больше денег или выйти из банка с отложенными акциями, чтобы ты мог пойти работать в Goldman Sachs".

Я ничего не делал, смотрел и кивал. Иногда я прокручивал в голове длинное деление.

"Но я тебе верю".

Это привлекло мое внимание. Я поднял голову и посмотрел на экран.

"Гэри, где бы ты хотел оказаться прямо сейчас? Если бы ты мог оказаться где угодно?"

Я немного подумал, а потом честно ответил ему.

"Нигде. Я не хочу быть нигде. Если честно, Хоббс, мне все равно".

"Как Гарри?"

"Как Гарри? Он в порядке... Да, он в порядке".

Конечно, Руперт понятия не имел о том, что мы расстались, что я не разговаривала с Гарри почти год.

"Как насчет того, чтобы сыграть в футбол с Гарри, вернувшись на улицу, где ты вырос, в Илфорде. Ты бы предпочел оказаться в таком месте?"

Сколько лет было Гарри, когда мы начали вместе играть в футбол? Наверное, ему было всего пять или шесть. А мне тогда было девять или десять. Сколько ему было лет, когда он стал играть лучше меня?

"Да. Да, наверное. Да, я бы так и сделал".

Те дни на улице были уже давно, и тот фонарный столб, и тот телеграфный столб, и та вогнутая стена центра по переработке мусора - все они были далеко-далеко. Часто мы забрасывали мяч в центр переработки, и нам приходилось забираться туда, чтобы достать его. Через большой железный мост, через сад старика, который кричал на тебя через окно, а потом в сам центр переработки, с его огромными кучами старых грязных газет высотой, наверное, в двадцать футов. Потом вы отбивали мяч, забирались обратно и снова начинали играть в футбол. Зимой мы продолжали играть до самого захода солнца, пока не выходила чья-нибудь мама и не кричала, что пора ужинать. Иногда это была моя мама, иногда - мама Гарри. Иногда мы ели вместе, иногда - поодиночке.

"Вы можете туда попасть. Вы можете вернуться в это место".

Нет, блядь, я не могу, я больше никогда не буду разговаривать с этим ребенком.

"Все хорошо. Все будет хорошо. Вам просто нужно оставаться сильной и пройти через это. Все будет хорошо".

Почему он это делал? Почему Руперт так поступил?

"Спасибо, Хоббс. Я ценю это. Спасибо."