The War on the West

Другие аргументы Фанона также стали привычными для Запада в последующие десятилетия. Например, аргумент о том, что Запад особенно хищный - и в этом отношении он совершенно не похож на все остальные культуры. Есть аргумент, что Запад полностью лишен добродетели, даже если он странно и даже опасно манит. И еще - настойчивое требование мести и того, что Запад должен заплатить за содеянное. Наконец, любопытен тот факт, что ярость против имперских держав XIX века не ограничивается ими, а распространяется на страну, у которой никогда не было империи: Америку. В этом можно усмотреть интересную истину. Можно найти много причин критиковать европейские державы за их империи. Но если это рассматривается как грех основания, а западные страны, у которых не было империй, объединяются с теми, у кого они были, тогда кажется, что в глазах таких критиков проблема не в империи, а в самом Западе.

Сила и стиль произведений Фанона заставляют его читать. Хотя его привлекательность, похоже, в основном заключается в жажде насилия, в частности мести Западу. Но после Фанона есть еще один мыслитель, чья центральная идея достигла еще больших масштабов, и чей интерес к Ближнему Востоку привел к тому, что он написал крайне враждебное переосмысление Запада. Этот писатель - Эдвард Саид, палестинец-христианин, родившийся в 1935 году, оказавший беспрецедентное влияние на то, как значительная часть Запада думает о себе.

Как и у других постколониальных писателей, центральное утверждение Саида - исключительно антизападное. Его не интересуют преступления, совершенные незападными державами. И эта незаинтересованность приводит его к убеждению, что любой аспект Запада - даже или особенно его интеллектуальное и культурное любопытство - должен быть не просто осужден, а осмеян. Его центральная работа, объясняющая эту тенденцию, - "Ориентализм", опубликованная в 1978 году, - стала одной из самых цитируемых книг в академических кругах по всем дисциплинам. Главная критика Саида - это попытка доказать, что когда западные люди сталкивались с другими обществами, они делали это через призму тех обществ, из которых они пришли. Несмотря на интеллект и стиль, которые Саид мог привнести в свои работы и публичные дискуссии, этот центральный тезис совершенно непримечателен. В конце концов, через какую еще призму западные путешественники и ученые должны были смотреть на Восток? Разве можно было ожидать, что они посмотрят на Ближний Восток глазами китайцев? Или ближневосточными глазами? И почему западные исследователи, лингвисты и другие должны соответствовать столь странным стандартам? Было бы любопытно ожидать, что арабы посмотрят на Европу европейскими глазами. Или чтобы китайцы смотрели на Ближний Восток глазами аборигенов. Каждый подходит к другой культуре через ориентиры, которые он почерпнул в той культуре, откуда он родом. В этом нет ничего зловещего. Это неизбежно.

Однако для Саида, пока люди, которые смотрят, являются западными, а культуры, на которые смотрят, - нет, это очень зловеще. Все, что связано с Западом, даже образованность его ученых, направляется против него. Например, Саид хочет обвинить западных людей в их якобы узком мировоззрении. Он игнорирует тот факт, что востоковеды, которых он поносит, были замечательными мужчинами и женщинами: людьми, которые изучали языки и диалекты далеких обществ и которые изучали эти культуры почти всегда потому, что были очарованы ими и восхищены ими.

Действительно, значительное напряжение в ориентализме всегда исходило от западных людей, которые восхищались незападной культурой больше, чем той, к которой они принадлежали. Часто это было бегством от собственной культуры. В Германии XIX века существовало значительное направление мысли, которое смотрело на Восток как на место, дающее бальзам на душу. Однако Саид отвергает все это, а вместо этого выдвигает зловещие обвинения против Запада за все его взаимодействия с Востоком. Он постоянно сетует на западную тенденцию "эссенциализировать" Восток - то есть не проводить достаточно точных границ между одной группой и другой. Тенденция объединять разрозненные группы людей под одним зонтиком.