The White Tiger Extrapolation (СИ)

– Отвали от меня! – она прокричала это с такой силой, что у Леонарда на мгновение заложило уши, и он оторопело застыл на месте. – Ты только оглянись вокруг, все довольны! Говард наслаждается жизнью, Радж наслаждается жизнью, даже Шелдон, черт побери, кажется мирным, и только ты один ходишь тут, как несчастный придурок, жалуешься и ноешь, читаешь мораль и пытаешься все усложнить. Это просто нечестно! Ты не смеешь говорить мне такие вещи, тебе ясно, Леонард? Ты ни черта не имеешь права вмешиваться в мою жизнь, я устраиваю ее, как умею, а ты мне вообще никто!

Пенни схватила его за плечи и буквально вытолкала вон из своей комнаты, со стуком захлопнув у него перед носом дверь.

Леонард постоял перед ее закрытой дверью несколько секунд, ошеломленный, а потом нетвердо пошел вперед по коридору и остановился только у самой лестницы. Там он сел прямиком на пол, облокотившись спиной о стену, и бессмысленно уставился на свои дрожащие руки.

Он не знал, сколько просидел там вот так, не думая ни о чем, но алкоголь выветривался все сильнее, уступая место сожалениям, и с каждой секундой до Леонарда все отчетливее доходило, что он вел себя, как идиот. Он наговорил Пенни ужасных, дурацких вещей, и не представлял себе, как это теперь можно было исправить.

– Какой же я все-таки придурок, – пробормотал он, уткнувшись лицом в колени, чувствуя злость на себя, на Родстейна, на Майкла Дауэлла, на Пенни, Шелдона, Раджа и Говарда, вместе взятых, чувствуя злость вообще на весь мир.

– Привет? – неуверенно позвал чей-то голос.

Леонард вскинул голову. Перед ним стояла девушка, невысокая, рыженькая, как лисица, и смущенно ему улыбалась.

– Простите, я хотела спросить, у вас нет зажигалки или спичек? – она неловко указала ему на сигарету, зажатую в руке. – Ни у кого не могу найти, даже смешно.

Леонард поднялся на ноги.

– Да, вообще-то, у меня должны быть спички, – пробормотал он, припоминая, что брал их в дорогу в составе той части своего барахла, которая носила пространное наименование «на всякий случай». – Но не с собой, в комнате, тут недалеко, я могу принести.

Девушка дошла с ним до его комнаты и, пока Леонард копался в ящиках в поисках коробка со спичками, она уселась в кресло, с любопытством осматриваясь по сторонам.

– Я смотрю, ты тут постоянный гость?

– Да, – рассеянно отозвался Леонард, просматривая нижний ящик комода. – По правде говоря, я и мои друзья сейчас в некотором роде работаем у Эвана Родстейна, в лаборатории.

– Так ты один из его ученых, о которых он рассказывал. Что ж, тебе повезло. Держу пари, остановиться погостить у Эвана – просто мечта.

– Ты даже не представляешь себе, какая, – пробормотал Леонард.

Он наконец-то нашел спички и зажег одну, протянул огонек девушке, помогая ей закурить. Она сделала затяжку с явным наслаждением и расслабленно откинулась на спинку кресла, бросив на Леонарда долгий взгляд из-под длинных накрашенных ресниц.

– Кстати, я Мэган, – представилась она.

– Леонард.

Он сел на кровать, неуверенный, что ему делать дальше. Мэган все не торопилась уходить, со вкусом куря свою сигарету и сбрасывая пепел в небольшую металлическую пепельницу, обнаружившуюся на журнальном столике.

Докурив, она затушила окурок и неторопливо подошла к Леонарду, одним гибким слитным движением вползла на кровать, поставив колени по обеим сторонам от его бедер, так что если бы она присела еще немного ниже, то оказалась бы сидящей на нем верхом, обхватила тонкими руками его шею и поцеловала, окутывая его терпким запахом ментоловых сигарет и приторно-сладких духов.

Той частью мозга, которая еще была способна мыслить, Леонард успел подумать, черт возьми, почему бы и нет. Он так долго ограничивал себя в этом, давал от ворот поворот всем красоткам, что подсовывал ему Родстейн, но сейчас, после всего, что он натворил, вряд ли это могло бы внести существенное отличие. Он был так давно лишен того, что с такой легкостью предлагала ему эта девушка, что Леонард послал все к чертям и впервые за долгое время позволил себе просто взять.

Потом они лихорадочно скидывали друг с друга одежду, путаясь в пуговицах, молниях и застежках, касаясь жадными пальцами обнаженной кожи. После напряжения этого дня Леонард чувствовал такое бешенное, лютое возбуждение, которого не испытывал уже давно.