Тяпкатань, российская комедия (хроника одного города и его народа)

Эххх, как кусок ко рту из кулака выбросит! дда зубами прихватит! Омх! – и вся. Красота! Вот, передо всеми, ой, как лист из те́ми из земли перед травой – выходить, разгуливаетца, молодой Гиримерин¹¹, регент хору в Рождественской церкви-соборе, молодой раскрасавец-купец, прям зимлиника в сливках! Саша, Сань, Сашурочкя-с! Подь, подь, подь суды, параходик-самаходик, покажь народу и руковицы из замши и сапожки́ из лаку и дипломат на вате, и фуражка пуще вандраговского¹² фасону! Да покажь и свинчатку в запасе, потайно лежащую. Да покажь ты и кулак-кулачок, полупуду тягой, да ножку растворожку: ей как дасть, так через зад дух вперёд выдя!! П-пперс, не человек! ей-бог!! А ет, к примеру из другово классыю: пониже. Кык чугггун. Кык статуй из железу. Руки – прям клешши. Ноги – кувалды, башка – бонба пудового весу, а язык – фитиллль горюччий, вво. А тулловишшо – Тульской сороковедёрный самовар. Ет кузнец всезнатный Кузьма Федотыч Пуёв. Ккэк ударит – тут яма. Ккк ет толканёть – тут порубка лесу. Кккэк ногой посторонит – туды отшатанётся вся стена. Боатырь Ослабя¹³, или сам Пересвет¹⁴ ет. Аль Алалат-хан-хан¹⁵ аль сам Тутберлай¹⁶ древнее чудо.

А вввот вид-дение на Введение: тьфу ты, чччорт, ккакой он маленькой! Мааааленьккой! Д’ удаленькой, кой даст кулаком – ком под дыхаа; кык двиганёт стенку – эххх и разъярится половодие в стене. А сам, ет, «ге» с малой буквовки, Виссарька т’ Коловов, свет Иваныч-сыч! Золотарь¹⁷, как царь. С бочкой катит ночкой по Тяпкатаню, ну а уж-уж в кулашном ко́не крендель в калашной. Ну и ну, сичас заведёт, рука об руку стуканёт. Тады́ – куку! Нет человеков, вези их прям ко ФёдрНикифрычу бриться, а оттудова – рядом в часовню, на ладон ин д’ свешные харчи, хххха!

И вот вам денёк празднишной, делу начало. Баласлави, венец лета благостию твоею, осподи!¹⁸ Сичас, начнём, главное смотрите глазом, нюхайте носом, а что надо <нрзб.> прямо ухом. Чук-чук!!

Иль, уж я вам «со слов очивидеца?»? А? как изволите.

Со слов очивидеца

– Дык вить я, хаспадин честной, ваш’ милость, чегож, я вить только что видел сам могу объяснить. Толькя-толькя. А что видел т’? Д’, вить, оно, ви́денье т’ – стоит делу, ет правда: событье у нас кулачки т’ – прям асобенное, асобняк-день. События асторическая: два раза в год происходя – одно зимой, друго – весной. Перьвое т’ – с холоду, ну, а теперь, весной, ет уж от крови. Прям от чёрноей крови, провинцивальной. Д’ я сичас всё объясню, самовидец я т’, прахтикой знаю ет самое. Эт уболотварим – навек.

И вот, видитя, как бывало-ну, ет, ачнут ету событию в праздник лучи, посля обеден поздних в монастыре и в астальных церквах, иде есть. Ну, апосля́ атзвону и начнуть собиратца с разных местностев, хто изоткуда – со слобод, из городу купцы-мищаны, ну и из сёл-деревень любильцы в добавок, в подмогу и для антиресу: сибе и людием. Собиратца стануть на выгон-луг, ет иде скоковое дело и бега праисходили, правей от пруда, от Кузнецкой от Кузнецов к Подмонастырной, к Подмонастырям. Кха. И дивное дело: известно, становятся в две стены супротив друх-друга, в одноей – одно сословие, в другоей – друго. Классыя на классыю, как по теперешнему, а по тогдашнему-нашенскому чернь на бель, бель на чернь, а в сирядине – мальчишки орудують: ет уж дрожжи, штоль, аль порох, аль сено-солома-сухощепье для пожога, для раззодора, для взокипенья, для дразнильново делу, сссобаки их ешь! Кха. А стены стоять да важно, ждуть да скушно, годять да без думы, кык дым без огню, кык мысля без словес, кык баба без груди-заду, а мужик без причинного месту: легченный. Кха. Но видитя, ето с виду, а внутрях у их вся препарация готова – и кровь горить, и руки чешутся, и шарик работаить-котится – но всё подо льдом, по облагородному абнакновенн-уставу. Ну ет ребятишк’ то пособачуть, их вдостоль позадорють, попортють воздух – тады стена со стеной перекликнутца паначалу маленько: иэээой, стянааа!! – Чивооо вам – рудяново винааа? – Ет перебросютца по чину: йорнической, подкулашной, потм запевкой-дразнилкой-втяжкой-запалом, потм, заплачкяй и ешшо – раззадоркой на смех – и опять стануть тихо-смирно-неколебимо – и опять мальчишки в сиридине как закипять, как черви сущии, как чиртиняты, инно и драчкю начнуть примерно до болятки до сукрови – как, ет, кровь по носам закраснея у ребят – пппашло-о, тоды стена на стену и пайдеть ходом, кек леди́ны в ледолом и бой опочнетца и встреча произайдёть в рукопашь – тута и события расцветёть кык черёмуха-яблыня, кода нада.

И вот, видитя – в одноей стенке чернь-чернь, массыя, мужички-хрестьяне, их сословия, слободы да окрестности вкупе идуть на другую состену – на бель, на знатную сословию, на купечество-мищанство, на городскую аснову-папо́ру, тоисть голь-шмоль на шахер-махер, беднота-служба-работа на хозяив-оспод-богачей володельцев в единственный кулашный день имеет волю д’ охоту д’ развличению, д’ ярь-хмель-щур-уррр-уххх!!!

И тода разговлятца сею махинацею и событием розрешено и даже приписано обычаем: пажалте и бббейте в охоту. Кха.