Тяпкатань, российская комедия (хроника одного города и его народа)

А типерче низвинити – дома у мине недосуг-хозяйство, блоха на аркани да вошь на ципе, так вить и им хозяин требуитца для порядку, придётца итти дела делать. А вам, миласливой государь, остальныи доскажуть, аль сами что вобразитя на лёгких харчах т’. Прощенья просим. Нада-с.

12 часов, четверть первого, через час второй час. Гаххх, хххаааахх!! Туб-турубтубббы! Бах, бах, бах. Гоооооо-ооооо!! Гоооо-о-о! Гахххх, ааах, хххаа! Нннууу, вввввы-ы-вввыы. Еееий, ввы ннуллии што заснннуул-лиии!! Бук, бук, бббаккк … Гоооо! Шшшеввеллиссь, ннне спииии!!!

Не к спанью дело: тумаки, кулаки, маслаки, пальцы вместе, пальцы врозь, ногами в пинки, лбами в лбы, затылок о затылок – бьются бойцы на совесть, на люббительскую раззадоррр!! Эк, эк, эк, эк! Кхххгаа! Хххэк, хххак – как топором в мясо, в кость, в грудь, в бока, в спиньё, в жопы о, да и в причинные места на смерть или на вечное уродство.

Уххххх, эхххх!!!

И великое диво в стене, где белая кость остервенела в воине с чорною: эн, эн, эн, эвввв-а воннына, фигурка в поддёвке на лисьем-сьем меху в рукавичках-птичках дерётся пуще великана эх, садит, эк, катит, эх, эх, эхх, дарит кулаками великими-кими, словно два сливошника-горшка, росту два вяршка, кхха-а!! ан, ал-мал золотник да ддорог, вот те и для чёрной-кости; для стяны противной чорной мужичий – какоууй ворог.

Ворог то, меж прочим, вон какой ворох: лицо – блин обрумяненный, брови соболии обременённыи, гла́зы – бруллианты не стразы, груди – две белыи горки, паче снегу, горячей аду пылу и зад переду́ супротивенник, нну и ннноги, ги-и, – кконнни! рррысаки!!

А весь ворох тот в поименных Тяпкатаньских Гильдейских списках вон кекой синицей записан: – Жена 2-ой гильдей купца Ахгаркова Фёкла Феодорна 42 лет …

Ет они и сопственной своей персоной на кулачках биются, дддда!! Виддали чюду?

А туто и здрительная рать собирается, прям’ прёт: вон и Василиск Ванч, вон и Иованвасилитч, вон и Никанорваныч и Линид Иваныч Чудилины прибыли к прибыли што: Василиск т’ косолапец незаможной, Иованвасильч ни дирутся из-за почечуя, Никонор – етот очень умственный, оттого хлипок – зашибуть, ну, а Линид – порочносердный: хлапаны порасклеились: дорявыи¹⁹.

Тут ещщо и Ван Ваныч Мельников дирехтор цирку с супругой: мадамой Алисой, прямо народной актрисой несравненной, рождённой, не сотворённой, и изумительной: от пантомины «Хведра» и «Два Сержана» до Жирофф ле ля-ля²⁰, на лошадке, прям французинка беглиссково происхождению, обои́ – он, по паспорту Мельников, выходил под трубы на мировую арену как – мисьё Таи́ри, а она по паспорту была калуцкая мещанка Анисья Димитривна Курблитова. Цирк их стоял в Тяпкатани, днём слободный, а кулачки эти супруги обожали до последнего земного предела! Цирк ихнии, между прочим, езжал-бывал и в заграницах, соединяясь с Туруццовским цирком²¹; как раз оба, Таири и Алиса, вернулись только-только из Бабен-бабена, где принимали курорты: он – от толщины и от сердца; она – от излишней костяной стройности – обменивались натурой.

А на бикетном балконе, возле перилов, сидела Тяпкатанская женская знать, как рать: исправничиха Взламанцева, Иоанна Элпидифроловна, с дочерьми Натой и Ватой, малых летов; Волександра и Вольга Васильевны Чудилины с сынками: Тимкой и Никой²², емназистами предготовительного классу; Чудилина жёны – Андрея, Иванфанасча, Луки; Эншаковы-жёны, Акимовы-девки, Эх’иумновы жёны и барышни, Нина с Верой и Эншакова Софе́я, толстенная, вся – задница, живот и две чугунные сиси (но – сто тыс при́даного!!), Оплаксина, а́глицкая дама Агния Лавровна, жена земского, Чулчиха, Клоддина, мессалинка – а за ними как дэмоны, как Георгий Победоносцы, на охране и защите: ошу́ю – сам исправник Палвладимирч Взламанцев, одесную – тонкий (есенинско-васильевского²³ образа) молодец в полуофицерском пальте – Георг Элпидифлорович Ленско́й, околодочный-барин, брат сестры своей и жены ЕВБ П.В. Взламанцева. И совсем в таинстве, тайнообразующе, в статском кустюме, и в длиннорясном пальте, сам игумен о. Ворисий²⁴ и с ним две верных личарды: стар-свечник-скопец Безбородый и, как ассирийский жрец с длинной и лоснящейся завитками чорной бородой – отец-економ Бессеребреняк – обои́ в партикулярном: в поддёвках до полу и в сапогах начищенных, как летний месяц.

Дамы – грызут орешки, миндаль, лонпасе. Поизячные – кушают пастилу и крымские яболочки. Мужчины курят папиросы. Монаси – ничего не приемлют: зрят.

А зреть есть что: стены слились, как тучи бурные въехали друг в друга и бьются мрачно, теперь тихо, молча, люто. И видно – чёрная кость, насев и осев, как чугун и железо – бьёт, побивает белую кость. Мужички-дурачки, озверев, вспомнили добрую старь, когда пере́дки-стрельцы бунтовали в Москве, в Пскове, в Новгороде, Тонбове, Вранеже, Казани, Сарыни и иных воеводствах, бббили в медные лбы боляр, воевод и всей белой кости, крушили – и такожде, как и ныне, тучей насев и осев – кончали их житие, ам-минь!