И вот, по мановению кого надо, заработал санитарно-ассенизационный отряд: урядники – городовые – фершал – доктора. Вот бережно-поздно несут Малаккова, раз. Гиримеринова, среднего, два. Эншакова, три. Исресского – четыре. Гиримеринова старшего – пять, бойцов белой кости, душу свою за ближних, за други своя положивших! Садовенев и Просбурин, а также и Стуржин, начинают
Лица – размолочены в кашу; нос, глаза, уши, губы, как фарш рубленнокотлетного мяса.
Рёбра – перебиты и сломаны
Руки у кого вывернуты, у кого —
Ноги ввёрнуты, у кого – на жилочках висят.
И врачи и фершал, выпрямившись, оповещают:
– Мертвы. Смерть последовала от тяжёлых взаимоувечий.
[(От сладкой со скуки-докуки забавы молодддецкой:
Кулацких кулачек)]
PS
И вот, даже у этих бездушных безпредметных футляров, иль не то свиней, не то шакалов иль гиен, вступает в силу минута оторопи и раздумья.
Слышна команда: Нннаааа маааалитвууу! Шааапки-и-и д-долооой! Раз, два – фуражки взлетели с голов и пристыли у пуз. И все поснимали с голов их убор – и смолчались.
А лихоотбивные котлеты – пять свиных!! лежат рядом на выставке и пучатся мясом: Ну, жрите! Жри-жри-жри-говори, пригооовариввай!!! А к котлетам уж тащат ещё и гарнир: мужичков-дурачков, подмоченных очень зияевшей и бешеной Дона водицей.
Эввва! – этих, чёрной кости бойцов, не пять – а пятнадцать мешков, али как там: набитых костями и ледяным от брандспойтовых труб мясом, чортовых кукол. Эвва! эти – поцелее, но зато как удавленники си-и-инние, как страшное мёртвое море. Это – удавленники воды, гидротрупы, говоря технически и научно, хи.
И выпрямившиеся и после и этого осмотра лекаря ничего не сказали, смолчали и опустили зенки́; только и прошепелявил на них Взламанцев одно:
Уб-ррр-ать!!!
И – ни шапок не сняли в честь их ни православное и христолюбивое воинство, ни никто: ни сказок (протокольных. PS) о них не напишут, ни песен о них (хором в церкви певчих. PS) не споют29
. Чёрной кости собакам и чорнособачия смерть!А пять свиных отбивных котлет воздвигаются на поло́к. Их покрывают бережно-поздно ковром из бикетного склада и их повезли, а за ними и солдатики: тук, так, бук-тук, так, бук, бук, бук – пошли, как почётный конвой за вождями везомыми с битвы и сечи. А пятнадцать мешков или чучел, убрали в бикетный подвал – до поры, до родни, – от греха – и возни.
А поло́к под ковром со отбивными свиными медленно едет мимо балкона бикета. За ним идёт взвод с офицером. За ними – пожарный обоз и коляска с сиреневым мокрым АХТЫ́
. За ними – полицея и муниципалия города Тяпкатани. И на перилах балкона бикета, жадно и падко глазея, их встрела гирлянда пёстрых, чёрных, рыжих, пепельных, льня́ных и золотых цветишек: головёнок. Это задиры-ребята, авангард на кулачках30, давно разметавшихся и размелькавшихся было по домам – уже собрались и прилипли к перилам, чтобы проводить своих смелых бойцов, удальцов, белой кости героевкулацких кулачек,
красы Тяпкатанского
быта в тот век —
1840–1916 гг.
I.
II.
IV.
III.
Гомер, Илиада, пер. Жуковского31
11. Радостное утро