Тиара скифского царя

Оба замахали руками. Разумеется, руководя таким солидным музеем, они не доверяли людям, которых видели впервые. И все же тиара произвела на них впечатление.

Бухер и Лейшинг тут же послали за экспертами, очень авторитетными искусствоведами и археологами, профессорами Бенндорфом, Борманном и Шнейдером, такими же солидными и седоватыми, как и они сами.

Профессора принялись расспрашивать Гойдмана, где и как ему удалось раздобыть такое сокровище, и Шепсель, продемонстрировав все свое обаяние, убедительно объяснил, как откопал ее неподалеку от Ольвии, на значительной глубине, и для остроты прибавил, сколько пришлось выложить местным крестьянам и археологу за помощь.

Да, да, господа не ошибаются – речь идет об очень больших деньгах.

Австрийцы переглянулись, что-то пролаяли и направили на тиару лупы, словно щупальца прожекторов.

Шепсель догадался по интонации: они говорили о том, что никогда в жизни не встречали ничего подобного.

И было чему удивляться. Тиара представляла собой чеканенный целиком из тонкой золотой полосы куполообразный шлем высотой около восемнадцати сантиметров, состоящий из трех фриз. На нижнем можно было увидеть фрагменты из бытовой жизни скифов, на верхнем – сюжеты из гомеровской «Илиады», а между ними – изображение Ольвийской крепостной стены с надписью на древнегреческом: «Царю великому и непобедимому Сайтафарну. Совет и народ ольвиополитов».

Австрийцы с одобрением трогали ее пальцами, цокали языками и снова говорили, говорили, говорили.

Переводчик шепнул, что они довольны: тиара превосходно сохранилась, да и работа изумительная, вот только в одном месте небольшая вмятина – Шепсель грустно кивнул – наверняка от удара мечом, да и царапин хватает, но украшения не пострадали.

Сравнение элементов резьбы происходило по описанию в серьезном археологическом издании.

Несомненно, находка одесского купца представляла археологическую и художественную ценность.

Гойдман подумал, что держится превосходно, если ни эксперты, ни дирекция, ни переводчик не замечали, как подергивались его руки, как бегали глаза, как нет-нет да и выступала испарина на полных белых щеках.

Он читал все молитвы, которые когда-то повторял в синагоге, и вскоре его позвали в дирекцию.