Тиара скифского царя

Почтенные старцы, услышав его решение, снова поцокали языками, теперь уже с сожалением, поохали, поахали, но отпустили его с миром, потому что прекрасно понимали: он прав.

Сын сапожника подумал: таки да, тиара стоила еще дороже, чем он определил для нее. В Лувре надо бы запросить еще больше – скажем, двести тысяч. Двести и сто – это две большие разницы. И нужно поторопиться, по возможности завтра же выехать во Францию.

Он тоже разохался и разахался, чуть не пустил слезу: о, господа не представляют, как ему хотелось видеть эту драгоценность в их музее! Но у каждого произведения искусства своя цена, и они должны это понимать. А он благодарит их, таких известных ученых, за теплый прием и внимание к его сокровищу.

Гойдман долго пожимал сухие руки экспертов, заглядывал в стальные глаза, думая о том, что действительно им благодарен. Их оценка стоила многого!

А потом, шагая по чистым, будто вылизанным улочкам Вены, Шепсель тихонько напевал. Он был очень доволен собой. В принципе он предполагал, что у Венского музея не хватит денег, и даже говорил об этом Лейбе.

Нет, он не потратил время зря, его комбинация напоминала шахматную и была многоходовой: ей позавидовали бы знаменитые шахматисты.

Слава о тиаре теперь покатится по Европе и уже скоро достигнет Лувра, может, даже сегодня.

Однако сын сапожника не знал, как его примут в знаменитом музее, и пошел прямиком не в гостиницу, а на престижную улицу Маргариты, в антикварную лавку своего австрийского коллеги Антона Фогеля, тощего рыжеволосого немца, немного знавшего русский язык (его родители долгое время жили в России) и выражавшего бурные восхищения тиарой.

Шепсель рассказал ему о своей неудаче в Венском музее искусств, и Антон щелкнул пальцами:

– Герр Гойдман, вам повезло. Минут через десять ко мне заглянет знаменитый маклер Шиманский. Он предлагает антиквариат всем известным музеям мира. Он прекрасно знает дирекцию Лувра и поможет. О, я в этом уверен.

Гойдман похлопал себя по бокам, мысленно похвалив за сообразительность. Правильно, уж он, сын одесского сапожника, своего не упустит – вцепится в этого маклера руками и ногами и не мытьем, так катаньем заставит его прорекламировать тиару в Лувре.

И когда интеллигентный молодой мужчина приятной наружности появился в лавке антиквара, Гойдман взял его под руку и с помощью своего приятеля Фогеля втолковал, какое сокровище находилось у него в чемодане.

Вскоре они заключили сделку, и все золотые изделия – тиара в первую очередь – перекочевали в сейф венского антиквара.