Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения

Дальше — по-разному. Как когда. Или:

Руками голову сжимая,
Я плачу о забытом рае,
О счастье отнятом моем.

Или же ад вдруг превращается почти в рай. Вот послушайте:

От бессмысленных дней, от бессонных ночей,
От земной темноты, от небесных лучей,
От любви, что темна, от тоски, что светла,
От свободы, летящей, звеня, как стрела,
От бессмертных стихов и от смертных людей
Стало сердце звезды ледяной тяжелей.

Обжигая меня, убивая меня,

Посылая снопы ледяного огня,
В неподвижном, бессмертном, безжизненном сне
Ледяною звездою сияет во мне,
И проснуться нельзя и нельзя умереть,
Только вечно сгорать, только вечно гореть.

Из всех стихотворений Смоленского — это, может быть, самое «люциферьянское» и самое вдохновенное. В нем необыкновенно сверканье, переливанье двух друг друга отражающих миров, их темные, тяжелые, ослепительные лучи — неуловимый воздух ада, где мучается, блаженствуя, душа поэта.

Об этой муке блаженства у Смоленского есть еще одно стихотворение. «Стихи о звезде», «Гори, гори в тумане белом», тоже «люциферьянское» и тоже вдохновенное, со следующим заключительным обращением к звезде, слетающей в его темницу:

Чтоб мог я, обжигая руки,
— О, на мгновение всего! —
В сладчайшей и легчайшей муке
Коснуться тела твоего.

И это все. Впрочем, нет: о той же, обжигающей руки звезде ему снится в аду райский сон:

Лишь во сне, в тумане, вдалеке,
Луч зари над золотом реки…
И горит звезда в моей руке
И не жжет руки.

Надо, наконец, сказать правду: любовь как была, так и осталась плодом запретным. Со времени Адама и Евы, в сущности, не изменилось ничего. Но человеку дана в утешение любовь «очищенная», «безопасная», любовь без «смертельных лучей» — как бывает кофе без кофеина иль без никотина папиросы. Этим продуктом питается большинство людей на земле. Но есть души, которые скорее согласятся заживо гореть в аду, чем всю жизнь прижимать к сердцу даже не труп, а резиновую куклу.

Душа Смоленского лишь кажется мертвой. На самом деле она жива, потому что не только страдает, но и блаженствует — побеждает страданье радостью. И как всякая живая душа — надеется:

…А все-таки, наперекор всему.
Как звездный луч сквозь пустоту и тьму.
Как звук струны сквозь шум, как мысль сквозь сон,
Как милость сквозь незыблемый закон,
Слетает к нам надежда. Все слабей.
Но все ж мы можем улыбнуться ей.

И как всякая живая душа — верит.

Наедине с самим собой
Бессонницей томлюсь и снами,
Бессмыслицу зову судьбой,
А жалобы и боль — стихами.

И жду, когда придет рассвет.

Который больше не разбудит,
И знаю, что спасенья нет,
И верю, что спасенье будет.

И как всякая живая душа… —

***

«Счастье» — так озаглавлена третья книга стихов Смоленского. Но тут начинаются мои затруднения как литературного критика. То, что я хотел сказать, обычно принято говорить лишь после смерти поэта, подводя итог его литературной деятельности.

Собственно счастья или того, что счастьем зовется, в книге не много. Лишь первые проблески. Но перелом определенный и к прошлому возврата нет. Это — твердо, несмотря на минуты слабости и затмения, но они мимолетны и вслед за тенью опять солнце, как в ветреный весенний день с холодком и быстро бегущими по высокому небу легкими облаками.

За любовь пришлось бороться. Она не далась даром.

Мой чудесный золотой цветок,
Мой в аду не тающий ледок.

И это было не легко. Не только Смоленский ее сам разрушал, но, как ему казалось, против нее был Бог.

Иногда мне кажется — ошибка,
Столько раз солгавшая, мечта —
Я совсем не тот и ты не та,
Лишь кривая на губах улыбка.

Боже мой! — от века каждый знает,

Чем кончается земная страсть —
Человек лишь для того взлетает,
Чтоб вздохнуть, и крикнуть, и упасть.