Тяжело в учении

Видимо, его настроение резко улучшилось, и у меня отлегло от сердца.

– Теперь теорию? – рискнула спросить я.

– Не нужно, вот она, твоя теория, так сказать, во плоти, – отмахнулся преподаватель. – Попробуй переместиться в коридор. Если не получится, не переживай, попытаемся проделать то же самое с амулетом.

Я неуверенно кивнула, осторожно встала в центр схемы и сосредоточилась, вспоминая нужные слова. Но что-то пошло не так – я еще не успела задать направление, а линии уже засветились голубым, пол дрогнул, налились огненно-алым символы в охранном круге…

– Да что ж это такое?! – завопил Иован и, оттолкнув меня в сторону, влетел в схему, которая в тот же момент полыхнула – и мастер пропал, как и не было его вовсе.

Его и не было – ни в коридоре, ни во дворе, ни в Школе, ни в городке.

И я не сомневалась, что на его месте должна была быть я.

В Школе царила суматоха – на поиски невесть куда запропастившегося мастера бросили все силы преподавателей, и до нас, нерадивых студентов, никому не было никакого дела.

Я сидела на подоконнике в коридоре, подобрав под себя ноги, дабы их не отдавили особо шустрые ученики, наслаждающиеся неожиданной свободой. По моему скромному мнению, наслаждаться можно было бы и потише, ибо мастер Иован – это, конечно, важно, однако для того, чтобы утихомирить распоясавшихся студентов, директор время всегда найдет. Впрочем, происходящее меня не особо волновало. Куда больше меня занимала моя собственная дальнейшая судьба.

– Чего грустишь?! – подскочила ко мне Ланка. – В том, что произошло с Иованом, ты не виновата!

– Я бы поспорила, – едва слышно пробормотала я.

Про неудавшееся похищение друзья не знали, а потому Ланка не понимала моего похоронного настроения. Если Лион решит, что в Школе опасно, он отправит меня домой. А этого очень и очень не хотелось – неизвестно еще, что предпримет в таком случае отец. Эдак мы с Рэмом и глазом моргнуть не успеем, а нас уже повяжут. На всю, между прочим, жизнь!

– Виорика!

А вот и он, легок на помине! Я с недоверием уставилась на пробившегося к нам Лиона. Наставник был мрачен и растерян.

– Идите в свою комнату, никуда не выходите, к незнакомым предметам не прикасайтесь, окна не открывайте, – смерив нас с Ланкой внимательным взглядом, приказал он.

– А почему только мы? – обиделась Лантэлия.

– Не только вы, – отрезал Лион. – Просто одни из первых. Ступайте, а я эту восторженную толпу разгоню. Пока мастер Иован не найден, правила ужесточатся. Для вашего же блага. Возражения?

– Никаких, – поспешно отозвалась я, сползая на пол и подхватывая Ланку под руку. – Мы уже уходим.

– Кажется, накрылся наш праздник, – вздохнула Лантэлия по пути в комнату.

– Лучше уж праздник, чем мы сами, – невесело усмехнулась я.

Весь оставшийся день мы занимались полезными делами – Ланка заканчивала вышивать рубашку Лису, а я пыталась убедить себя, что все произошедшее за последнее время – совпадение, не имеющее ко мне никакого отношения. У Ланки получалось, у меня – не особо, но к вечеру мастер Иован все-таки нашелся – его выбросило далеко отсюда, и он не сразу смог сообразить, где находится, – и тревога понемногу улеглась. В самом деле, магия – явление непредсказуемое, при всевозможных предосторожностях все равно может случиться что угодно.

Зачет я получила. В этот же вечер его сдали остальные, и теперь мы с чистой совестью могли готовиться к следующему дню, вернее, ночи – самому красивому и желанному празднику, встречать который, невзирая на Ланкины опасения, нам не запретили.

Перед сном я долго смотрела на мамин портрет в медальоне. Другой, карандашный, лежал под моим матрасом, обернутый мягкой тряпочкой и парой заклинаний – чтобы, не дайте боги, тонкая бумага не помялась или, того хуже, не порвалась. Возможно, кому-нибудь такой способ хранения показался бы странным, но я воспринимала рисунок как величайшую драгоценность, опасалась потерять и потому поступила с ним так, как и полагается поступать с сокровищами – спрятала в надежный, с моей точки зрения, тайник.

Закрыла крышечку медальона, зажмурилась, восстанавливая в памяти каждую черточку родного лица, и нырнула под одеяло.

Я скучаю, мама. А ты?..

…а потом лед проломился. Студеная вода сомкнулась над головой, намокшее платье тянуло вниз не хуже привязанного к ногам камня, ногти царапнули по тут же затянувшемуся корочкой льда пролому…

Маленькая, но сильная рука одним ударом пробила брешь и, уцепившись за волосы, потянула вверх, к живительному воздуху, от нехватки которого нещадно горели легкие.

Вдох. Судорожный, глубокий, самый желанный… На глазах выступили слезы, руки, упиравшиеся в землю, тряслись. Ненадежный лед остался позади, но вряд ли он мог задержать преследователя.

Глаза, как никогда серьезные, крепкая ладошка, решительно сжавшая ее ладонь, – и разверзшаяся и сомкнувшаяся над головой земля…

– Ты очень бледная, – заметила Ланка, когда я без особого энтузиазма водила щеткой по распущенным волосам. Я только плечами пожала – после такого сна не только бледной, синей в пятнышко стать можно. До сих пор сердце к горлу подскакивает и дышать нечем…