Тяжело в учении

— Вот и славненько, — ухмыльнулся зеленоватый с недосыпа мастер. — Приступим к практике…

Чародей не удержался и зевнул. Со смаком, до хруста в челюстях.

— Не выспались? — вкрадчиво вопросил Лис, которому потрясенная Ланка с утра пораньше успела пересказать наши ночные приключения — пока я, не менее потрясенная, спешно переписывала Лионовы закорючки.

— Кошмары снились, — буркнул мастер, бросив на меня быстрый косой взгляд.

Я вспомнила свое мельком увиденное в зеркале отражение и невольно посочувствовала чародею. Такое не каждый выдержит…

— Какое совпадение, — едва слышно пробормотала я. Полупрозрачный Ривенс в белоснежном одеянии — тоже зрелище не для слабонервных.

Интересно, что с нами сотворит Лион, если узнает, где именно шлялось его астральное тело вкупе со светлым разумом этой ночью?! На отсутствие фантазии наставник никогда еще не жаловался, и для нас же с Ланкой лучше, чтобы он об этом даже не догадался.

А схему ритуала вызова здравствующих мастеров надо бы запомнить. Мало ли…

Глава 21 ПЕРИПЕТИИ ИСТОРИИ

Ничто не позволит ощутить груз прошлого полнее, чем уроненный на голову учебник общей истории магии.

Из наблюдений Виорики

Он лежал на столе, угрожающе белея в свете заглядывающего в окна полуденного солнца, по-зимнему яркого и холодного. Непомерно толстый, словно отъевшаяся нежить, и столь же неприятный, испещренный мелкими буковками и цифрами, складывающимися в унылую картину прошлого, способного изрядно испортить будущее. Мое будущее.

— Вик, перестань смотреть на учебник как на врага, — шепнула Тэка, отвлекая меня от мрачного созерцания пухлого тома общей истории магии.

— Он и есть враг, — страдальчески простонала я, потирая слезящиеся глаза. Очередная бессонная ночь, посвященная зазубриванию ненавистных дат, не пошла на пользу: в итоге я и не выспалась, и ничего не запомнила — казалось, голову заполняет вязкая каша из абсолютно не связанных между собой мыслей.

— Это же просто история, — удивленно приподняла светлые брови девушка. — Что в ней сложного?

— Ненавижу историю, — глухо ответила я, уткнувшись лбом в столешницу. — Ненавижу даты. Ненавижу зачеты…

Мимо, кровожадно завывая, пролетела длинная линейка; едва не расцарапав мне щеку, она глубоко вонзилась в стену. Вслед за ней устремился наспех слепленный огнешар, кривобокий и воняющий паленым. Его я погасила на подлете, почти не отрываясь от своих душевных и умственных страданий, которые, похоже, больше никого не касались. В аудитории царил первозданный хаос — студенты развлекались, как могли, а могли мы не так уж и мало. В воздухе носились неумело левитируемые предметы; столы то и дело пытались встать на дыбы — спасибо основам телекинеза и шаловливым ручкам студентов, растущих явно не из того места; зачарованные шторы занимались магическим пламенем и гасли; из стен вырастали суровые морды то ли демонов, то ли неведомых зверей, пытавшиеся навести порядок и испуганно пропадавшие при виде очередного не справившегося с полетом предмета вроде той же линейки. Единственным островком отчаяния в этом море буйной радости являлась я, исподволь начинающая мечтать об отработке специфических боевых заклинаний из арсенала взывающих, дабы утихомирить распоясавшихся однокурсников. Однако решительные меры не понадобились — сочный хруст, пробившийся сквозь общую какофонию, успешно справился с местным стихийным бедствием.

У доски стоял Ратибор, растерянно вертя в руках обитое бордовым бархатом сиденье преподавательского стула.

— Поздравляю, ты его все-таки доломал! — хмыкнул Алтэк, выковыривающий линейку из стены.

— Да оно и так едва держалось!.. — вздохнул наш здоровяк, смущенно рассматривая покалеченный стул. — Починю — еще лучше будет!

— Ты в сторонку его пока бы отставил, чинильщик, — посоветовала Ланка, не принимавшая участия в общем веселье, но с удовольствием наблюдавшая за ним. — Не ровен час, сядет кто…

А я отчаянно пожалела, что сейчас — не некромантия. Нет в жизни ни счастья, ни справедливости! Хотя… Я припомнила ножку от табуретки и устыдилась своих нехороших желаний.

Тем временем Ратибор задвинул стул за штору, взамен поставив обычный ученический, в меру корявый и страшный. Мастерица Эрлина в пылу преподавательского рвения ничего вокруг себя не замечает — кроме несчастных студентов, разумеется, — а потому ей все равно, на чем сидеть. Принеси мы пенек из парка — и то внимания не обратит…

Но, едва прозвенел звонок, ознаменовавший начало жутчайшего для меня занятия, в кабинет вошла вовсе не Эрлина. По нашим рядам прокатился обреченный вздох, и я поняла, что история — это еще не самый худший вариант пытки…