Тяжелые дни. Секретные заседания Совета министров

После этого горько-иронического заявления военного министра беседа перешла к неоднократно уже служившему предметом суждений вопросу о беженцах. В моих записях набросано лишь общее содержание этой беседы, без отметок, кто и что говорил. Ставка окончательно потеряла голову. Она не отдает себе отчета в том, что она делает, в какую пропасть затягивается Россия. Нельзя ссылаться на пример 1812 года и превращать в пустыню оставляемые неприятелю земли. Сейчас условия, обстановка, самый размах событий не имеют ничего общего с тогдашними. В 1812 году маневрировали отдельные армии, причем район их действий ограничивался сравнительно небольшими площадями. Теперь же существует сплошной фронт от Балтийского чуть ли не до Черного моря, захватывающий огромные пространства на сотни верст. Опустошать десятки губерний и выгонять их население вглубь страны равносильно осуждению всей России на страшные бедствия. Но логика и веления государственных интересов не в фаворе у Ставки. Штатские рассуждения должны умолкать перед «военной необходимостью», какие бы ужасы под ней не скрывались. В конце концов внешний разгром России дополняется разгромом внутренним.

Среди беженской струи можно различить три течения. Во-первых, евреи, которых, вопреки неоднократным указаниям Совета министров, поголовно гонят нагайками из прифронтовой полосы, обвиняя их всех, без разбора, в шпионаже, сигнализации и иных способах пособничества врагу. Конечно, вся эта еврейская масса до крайности озлоблена и приходит в районы нового водворения революционно настроенной; положение усложняется еще тем, что местные жители, без того все тяжелее испытывающие бремя военных невзгод, встречают голодных и бездомных евреев далеко не дружелюбно.

Во-вторых, служебный персонал гражданских и тыловых военных учреждений с десятками вагонов грузов; в то время, как десятки тысяч народа плетутся пешком около железнодорожного полотна, мимо них проходят поезда, нагруженные диванами из офицерских собраний и разным хламом включительно до клеток с канарейками птицелюбивых интендантов. В-третьих, добровольные беженцы, в большинстве случаев гонимые слухами о необычайных зверствах и насилиях, чинимых немцами.

Наконец, в-четвертых, беженцы, выселяемые насильственно по приказу военных властей в целях обезлюжения отдаваемых неприятелю местностей. Эта группа наиболее многочисленная и наиболее озлобленная. Людей отрывают от родных гнезд, давая на сборы несколько часов, и гонят в неведомую даль. У них же на глазах поджигаются остающиеся запасы, а нередко и самые избы. Легко понять психологию таких принудительных беженцев. Едва ли добрые чувства у них накопляются в отношении той власти, которая допускает подобные не только для простого человека непонятные действия.

И вся эта сбитая с толку, раздраженная, измученная толпа сплошным потоком катится по всем путям, мешая военным передвижениям и внося в тыловую жизнь полнейший беспорядок. Тащатся с нею повозки с домашним скарбом, бредет скот. Накормить, напоить, согреть все это множество, конечно, немыслимо. Люди сотнями мрут от голода, холода, болезней. Детская смертность достигает ужасающих размеров. По сторонам дорог валяются непогребенные трупы. Повсюду падаль и невыносимые миазмы. Широкой волной людская масса разливается по России, усугубляя повсюду тягости военного времени, создавая продовольственные кризисы, увеличивая дороговизну жизни и возбуждая без того повышенное настроение на местах. Лишь в самое последнее время, когда зло уже успело стать стихийным, в Ставке начали понимать, что дольше так продолжаться не может, и пошли навстречу настояниям правительства о привлечении к регулировке беженского движения гражданских властей. Избранные Советом министров в качестве главноуполномоченных по беженским делам на обоих фронтах члены Государственного совета Зубчанинов и Урусов приняты в Ставке благосклонно и получили обещание полной поддержки. Однако трудно надеяться на быстрые успехи их миссии. Все настолько перепутано, что надо чуть ли не годы, чтобы разобраться в происходящем хаосе и приучить военных начальников считаться со штатскими интересами.