Я сделала критерии для реинтеграции, обозначенные в докладе Риделя (отказ от насилия, разрыв отношений с «Аль-каидой», признание конституции) девизом своей дипломатии на афганском направлении. На нашей первой крупной международной конференции по Афганистану, организованной в Гааге в марте 2009 года, я обратилась к собравшимся делегатам с призывом отличать «экстремистов из „Аль-каиды“ и движения „Талибан“ от тех, кто оказался в их рядах не по убеждению, а из-за отчаяния». На международной конференции в Лондоне, состоявшейся в январе 2010 года, Япония согласилась выделить 50 миллионов долларов для обеспечения финансовых стимулов простым боевикам-талибам сложить оружие. Я пообещала, что Соединенные Штаты также предоставят на указанные цели существенные средства, и отметила, что мы были убеждены в том, что и другие страны последуют этому примеру.
В Лондоне во время интервью меня спросили, не вызовет ли у американцев «удивление и, возможно, даже тревогу» новость о том, что мы пытаемся примириться с некоторыми повстанцами, в то время как президент США направляет дополнительные войска для борьбы с теми же самыми талибами.
— Нельзя отделять одно от другого, — ответила я. — Усиление военного присутствия без каких-либо политических шагов вряд ли приведет к успеху… Попытки заключить мир со своими противниками без силовой поддержки также завершатся провалом. Поэтому на самом деле это комплексная стратегия, в которой заключен глубокий смысл.
Я выдвигала этот аргумент в ходе многочисленных дебатов в Ситуационном центре в Белом доме, когда заходила речь о наращивании численности войск, и это соответствовало моим представлениям об «умной силе». Наряду с этим я осознавала, что, даже если это и было разумной стратегией, ее, вполне вероятно, было трудно принять. Поэтому я всякий раз добавляла:
— Полагаю, что первопричиной данного вопроса является обеспокоенность в отношении тех, погодите минутку, скажем так, в отношении тех самых плохих парней. Почему мы ведем диалог с ними?
И это был справедливый вопрос. Но в то время речь не шла о примирении с вдохновителями и организаторами терактов или с лидерами движения «Талибан», которые укрывали Усаму бен Ладена. Я объясняла, что наши усилия были направлены на то, чтобы попытаться оторвать от талибов тех повстанцев, которые встали на сторону движения «Талибан» не по идеологическим причинам, а по материальным, нуждаясь в источнике доходов.
До сих пор это было именно так — по крайней мере, для нас. Со своей стороны, Карзай следовал своему обещанию об организации процесса примирения, которое он дал в 2009 году в своей инаугурационной речи, и изучал возможность начала прямых переговоров с лидерами талибов. Чтобы обеспечить поддержку своим усилиям, летом 2010 года он созвал традиционную ассамблею старейшин афганских племен и поручил Высокому совету примирения во главе с бывшим президентом Афганистана Бурхануддином Раббани организовать эти переговоры. (К сожалению, в сентябре 2011 года Раббани был убит террористом-смертником с помощью взрывного устройства, спрятанного в тюрбане. Сын Раббани согласился занять место отца в Высоком совете примирения.)
Одной из проблем для нормализации ситуации в Афганистане на начальном этапе было противодействие со стороны сотрудников пакистанской разведывательной службы, известной как ИСИ[39]
. У сотрудников ИСИ были давние отношения с талибами еще со времен совместной борьбы против Советского Союза в 1980-х годах. Они продолжали предоставлять талибам убежище на территории Пакистана и поддерживали повстанческое движение в Афганистане, чтобы провоцировать нестабильность в стране и препятствовать возможному усилению влияния Индии. Для пакистанцев было нежелательно, чтобы Карзай, игнорируя их интересы, достиг сепаратного мира с талибами. И это была только одна из проблем, с которой столкнулся Карзай. Он также должен был учитывать вероятность конфликта со своими бывшими союзниками из Северного альянса, многие из которых являлись представителями этнических меньшинств, таких как таджики и узбеки, и подозревали, что Карзай может предать их ради хороших отношений с пуштунами в движении «Талибан». Учесть интересы всех этих игроков и попытаться наладить прочный мир было все равно что сложить кубик Рубика.К осени 2010 года Кабул был переполнен слухами о новом канале связи между Карзаем и руководством талибов. Помощники Карзая провели ряд встреч со связником, который пересек пакистано-афганскую границу и которому коалиционные силы обеспечили безопасный проход по контролируемой ими территории. На одном из этапов он был доставлен на самолете НАТО в Кабул для личной встречи с Карзаем. Этот человек утверждал, что он является муллой Ахтаром Мухаммадом Мансуром, высокопоставленным полевым командиром талибов, и готов заключить сделку. Как сообщалось, некоторым захваченным боевикам движения «Талибан» показали его фотографию и они подтвердили его личность. Перспектива была многообещающей.