Тяжелый круг

Сергей вспоминал свои победы, называл имена лошадей, Виолетта терпеливо слушала, чтобы не омрачить ему радость. Когда он торжествующе выковырнул из алой арбузной мякоти тридцать первое зернышко, она еще раз поздравила, а затем задала давно заготовленный вопрос:

— Игрок на приз Элиты записан?

— Записан, только Саня поедет на Саге.

— Не сочиняй!

— Правда, правда… Сагу продают на другой завод и чтобы побольше денег за нее взять, надо ей в последней в жизни скачке класс показать.

Бочкалов говорил, конечно же, правду, но Виолетте все же не верилось: с какой это стати Саня поедет на Саге, когда есть Игрок? Зачем это ему? Совсем не за чем ему это… Если бы и не было Игрока — разве Сагу можно брать всерьез в таком призе? Виолетта ехала на ней в скачке девушек. На старте Сага никак не хотела выравниваться, все назад пятилась. Виолетта ударила ее хлыстом, тогда она вовсе развернулась и понурила голову, словно бы объявляя: раз так, то бей не бей, что хочешь делай, ни за что не побегу! Пришлось Власу выйти на круг и повести ее силком к линии старта. С той поры у Виолетты родилось недоброе отношение к кобылам как к спортивным лошадям вообще: насколько жеребцы все веселы, смышлены, бодры, настолько дурны характером кобылы — то и дело, всерьез и играючи, взлягивают задом. Но и независимо от характера: куда тягаться кобыле с жеребцом в таком призе — две мили, три тысячи двести метров! Невозможно поверить, что Саня согласился…

— А кто же сядет на Игрока?

— Пока записали «номер-номер», никого значит. Фиалка, послушай-ка, попроси Онькина и Саню, чтобы меня, а? Так охота что-нибудь хорошенькое выиграть!

— Приз Элиты? Ничего себе — «хоть что-нибудь»! Если его выиграешь, тебе сразу жокея могут дать.

— Не дадут, ни за что не дадут, ты что! — горячо возразил Сергей, и у него даже пот на лбу выступил. — Или бы дали мне хоть Одоленя. Почему не хотят дать?

Как только упомянул Бочкалов Одоленя, у Виолетты захолонуло сердце прежней, изжитой, казалось бы, тревогой за Сашу Милашевского — уж не на веки ли угнездилась в ее душе эта тревога?

— Почему мне не хотят его дать? — вопрошал в гневе Сергей Бочкалов. — Ведь я на Одолене один раз первым был, — почему?

Детей называют «почемучками», словно бы не замечая того, что чем взрослее становится человек, тем чаще встает перед ним вопрос — «почему?». Иные из вопросов исчезают лишь затем, чтобы уступить место другим, более сложным. Вспоминая Сашино прощальное письмо, Виолетта однажды поймала себя на нехорошей мыслишке: «Из-за меня он так поступил, вот я какая!» Потом задумалась: «Какая же?» Не сразу и не легко пришла к выводу: «Дрянная, тщеславная девчонка, вовсе и не стоящая его». Если так, то почему Саша не возненавидел ее? А может, теперь-то уж и возненавидел? «Нет, не может быть, не хочу!»

— Ты почему молчишь, Фиалка? — грозно спросил младший Бочкалов, обиженный, видно, невниманием к его знаменитому брату.

Виолетта виновато улыбнулась:

— Потому что этих «почему» сто тысяч, не меньше.

В паддок зашли Саня и Онькин — очевидно, записка кончилась.

«Фиалка… Виолетточка… Тьфу! Верно ей Амиров кличку присургучил: «Белладонна»!» — брюзжал про себя Онькин, однако вслух сказал совсем другое:

— Идея меня осенила, Санек! На Игроке в призе Элиты пусть Виолетта поскачет.

Ну и Онькин, ну и дух! Сам себя в хитрости да умственной ловкости превзошел Иван Иванович, думал так, а передумал инак.

— Понимаешь, Фиалка, после Алма-Аты жеребец этот у нас только что отхромался, надо дать ему хороший галоп: поскачешь, как он сам пожелает, будешь последняя — и ладно… Сядешь?

— Иван Иванович, какой может быть разговор! Мне даже не верится.

— Ну и отменно. И еще: чего ты из конюшни в конюшню мыкаешься, христарадничаешь? Не к лицу тебе это. У нас в отделении сейчас две вакансии, поступай на постоянную работу?

— Я же в цирке…

— Ерунда, по совместительству!

— Да если можно…

— Во, что и требовалось доказать!

Сложный человек Онькин, разный бывает, однако нет у него никаких прозвищ, все к нему одинаково относятся. А Виолетте, сравнив ее с цветком белладонны, вон сколько разных качеств и свойств приписали, почему это? Поначалу ведь, пока все видели за ее прекрасной внешностью одни лишь скрытые, подразумевающиеся добродетели, воспринимали ее как девушку наивную, чистую, скромную. Но стоило лишь чуть раскрыться каким-то ее силам, едва посмела она в чем-то свое суждение иметь, твердость характера проявить, так на тебе — сонная одурь, и волчья ягода, и песья вишня.

3

В субботу среди прочих рядовых скачек была одна и барьерная — для лошадей старшего возраста. Вполне справедливо было бы уточнить, что не просто старшего, но почти пенсионного возраста: все записанные в ней лошади ни чем себя не проявили за несколько лет испытаний и теперь предназначались для продажи в спортивные общества или колхозные конюшни. Пристально следить за ней могли разве что одни игроки тотализатора: компания лошадей подобралась дешевая, однако и темная, когда поле для всякого рода случайностей и путаницы открыто шире, нежели при участии безусловно классных бойцов.