Игрок шел свободно, легко, Виолетта не слышала даже его дыхания. Она зорко всматривалась: что же происходит впереди. Итак, значит, с этими троими, возглавляющими сейчас скачку, все ясно, они уже нигде не будут. А розовый камзол — Зяблик — хитрит, расчетливо занял позицию — прямо в спину трем безумцам. И Олег с Саней рядом с ним, когда они решат
Горка кончилась, вираж.
— Оп-оп! — хрипло крикнула она прямо на ухо Игроку и хлыстик так поставила, что он стал маячить перед правым глазом лошади.
Одолень обезножел и начал останавливаться.
— Сережа, пропусти!
Бочкалов покорно уступил бровку.
Да, но и другие почему-то все очень вежливыми стали?.. Глуше и глуше сзади перебои галопа — все отстают, не выдержав темпа скачки. Или это так мчится Игрок, что обходит всех, как стоящих? Впрочем, не всех: впереди розовый камзол, далеко впереди, недосягаем он. Виолетта видела, как мастерски работает Зяблик хлыстом, позавидовала, что так не смогла бы, но подумала при этом, что не может лошадь долго идти в таком посыле. И только подумала, как сразу же и подравнялась с розовым камзолом. Зяблик затравленно оглянулся, лицо его было искажено усталостью и досадой, молотил он хлыстом так, что можно было удивляться, как он руку свою не вывернет. Но лошадь его была уже умаена окончательно.
Что он делает? Да что он делает! Эх, и мастер на пакости… Резкое, предательски скрытое от судей и зрителей движение корпусом и левой рукой, чтобы вытолкнуть ее из седла в кусты карагача на вираже перед самой финишной прямой. Виолетта обошла его, пронеслась так стремительно, что Зяблик не успел. Со зла лишь грязно выругался и ожег ее хлыстом по спине. Боли она не успела ощутить, только почувствовала: влажный рубец вспух наискось через лопатку.
Виолетта всю дистанцию была очень спокойна, словно бы о ком-то другом, не о себе думала, а как увидела, что впереди нет никого, чистая дорожка да рев трибун — обмерла от страха. Финиш кажется еще таким далеким, хоть бы полосатый столб поскорее увидеть. А его все нет и нет… А ведь всего-то несколько считанных секунд надо на всю прямую. Бесконечно долгие десять секунд!.. И вдруг — слева черно-белый столб, справа — Саня на Саге! Откуда он взялся?
Виолетта слова не в силах была вымолвить, а когда наконец заворотила Игрока почти у противоположной прямой, то все уже в паддок собрались, один Саня придерживал Сагу, ждал Виолетту. Когда подравнялись, она наконец разомкнула спекшиеся губы:
— Ты обогнал перед столбом? Или…
Саня то ли сказал что-то отрицательное, то ли жестом это выразил, — Виолетта не может припомнить, ясно поняла только: он обогнал ее не перед столбом, а уже после финиша… Она выиграла!
Онькин завопил, как помешанный:
— Живо на весы, живо!
Боже мой, что творилось на ипподроме!
Многие, очевидно, делали ставку на Зяблика и сейчас не верили, что лошадь его побита в честной борьбе. Когда подходил он к призовому столбу плохим третьим, с трибун несся дружный рев:
— Жулик!
Анна Павловна, уже не работавшая в тотализаторе, поставила просто так, из родственных чувств, на Виолетту один билетик и отхватила крупный выигрыш. Об этом, конечно, болельщики-неудачники не знали, однако все равно многие на трибунах утверждали, что Виолетту жокеи
Удивительнее всего, пожалуй, была реакция Амирова, сказавшего совершенно серьезно:
— Все верно. Игрок в большом порядке, а Белладонна — прирожденная спортсменка. Смотрите, какие у нее руки. — И не обошелся без насмешки, добавил, посмотрев на Саню Касьянова: — Золотые руки, целовать надо такие ручки.
Многим казалось не совсем логичной и уместной бурная Санина радость. И за кого он радовался — за Виолетту ли, за Игрока ли своего, эту великодушную и мужественную лошадь?