Тяжелый понедельник

В самом конце своей супружеской жизни Виллануэва приезжал домой настолько пьяным, что путался – по какой из дорог ехать до дома. Все улицы носили замысловатые ботанические названия – Магнолиевый переулок, Азалиевый круг, Плющевой проезд. Он бы и трезвый запутался в этой растительности, а уж пьяный… Мало того, все улицы были застроены практически одинаковыми кирпичными домами, единственным назначением которых было громко кричать, что их владельцы «сделали это». Подъездные дороги к домам неизменно заканчивались круговыми cul-de-sacs [5] . На этих заросших травой полянках играли дети – если отрывались от «Нинтендо», «Плейстейшн» и других электронных игрушек. Само это слово – cul-de-sac – действовало Виллануэве на нервы. «В детстве мы называли это тупиками», – говорил он своей бывшей половине, когда хотел ее поддразнить.

Он позвонил в дверь, надеясь, что Ник не увлечен какой-нибудь компьютерной игрой с включенным на полную катушку звуком. Нет ответа. Позвонил снова. Лайзы тоже нет. Наверное, уехала в магазин, чтобы до последнего цента потратить те пятнадцать тысяч алиментов, которые он ей ежемесячно выплачивает. По решению суда и по договоренности адвокатов сторон, которым Виллануэва тоже платил, это воскресенье Ник должен провести с отцом. Ответа между тем не было. Джордж сжал пальцы в кулак размером со средний свиной окорок и принялся что есть силы дубасить в дверь, слыша, как звуки ударов гулко отдаются в пустом доме. Он потер пульсирующие виски и начал заглядывать в окна. А вдруг сын забил на их встречу и не стал его ждать? Правда, на самого Джорджа тоже нельзя было положиться. В назначенные судом дни он не всегда находил время, чтобы повидаться с Ником. Если напивался или подцеплял на ночь какую-нибудь медсестру или шлюшку из бара, то звонил Нику и говорил, что не может приехать, так как его срочно вызвали в больницу. «Нет проблем», – говорил в таких случаях Ник. Джордж успокаивал свою совесть, уговаривая себя, что у нормального восьмиклассника есть масса других дел, кроме как скучать с родителем. Это успокаивало, хотя Виллануэва понимал, что лжет сам себе.

В детстве Джордж почти не видел своего отца, работавшего на мясоперерабатывающем заводе. Отец обычно уходил на работу, когда сын был в школе, но часто оставался на дополнительные ночные смены, чтобы семья могла свести концы с концами. Работа настолько сильно изматывала его, что, придя домой, отец тихо усаживался в единственное в доме кресло, вставлял в рот сигарету и принимался массировать костяшки пальцев правой руки. Только много лет спустя до Джорджа дошло, что отец всю смену орудовал тяжеленной пилой, обваливая мясо с двигавшихся мимо него, подвешенных на крюки туш. Это был настоящий конвейер – как на автозаводе. Пальцы, державшие рукоятку пилы, настолько немели к концу смены, что в конце работы отцу приходилось разжимать их другой рукой. В операционной, держа в руке скальпель, которым он рассекал мышцы, Гато всякий раз вспоминал об отце. В конце концов, между ними не такая уж и большая разница.

Приглядевшись, Джордж увидел сына. Парень сидел на кровати и был поглощен какой-то игрой на портативной планшетке. Он поднял голову, встретился глазами с отцом и снова уставился в компьютер. «Гаденыш», – подумал Джордж, хрипло задышав.

– Ник, – позвал он, – открой!

Он стукнул по стеклу, изобразив ладонями жест, говоривший: «Прости за прошлые выходные, но так уж сложились обстоятельства». Ту ночь он провел с медсестрой из нейрохирургической реанимации. Знатная толстуха, впрочем, чья бы корова мычала?

Ник не поднимал головы. Большой Кот почувствовал, что кровь бросилась ему в голову.

– Ник! – позвал Виллануэва. – Открой дверь. Прости меня за прошлую неделю. Мне надо было быть в больнице, Ник. Я ведь уже извинился. Иди же!

Ник не двигался с места.

У Гато раздулись ноздри, лицо побагровело. Он сорвал с носа солнцезащитные очки и тыльной стороной ладони отер пот с лица. Он уже подумывал о том, как силой открыть дверь и привести сына в чувство, когда Ник встал с дивана и неторопливо побрел в прихожую. Он открыл дверь, и Джорджа обдало благодатной волной прохладного воздуха – кондиционер в доме работал исправно. Ник без всякого выражения взглянул на отца. Джордж с трудом подавил желание придушить сыночка.

– Привет, Ник, как дела? – бодро произнес Виллануэва, призвав на помощь весь оставшийся энтузиазм.

– Привет, папа, – пустым, бесцветным голосом отозвался Ник. Он был среднего роста, худой и нескладный, застенчивый подросток. Сам Джордж чудесным образом миновал эту фазу полового развития, сразу превратившись в седьмом классе под напором игравших гормонов из ребенка в мужчину.

– Ну, прости меня, если можешь, Ник. Сегодня играют «Лайонс». У меня два билета.

Ник безучастно опустил голову.

– Отличные места, Ник.

– Я не знаю.