Тяжёлая вода (СИ)

Лейс протянул руку, и Мигит пожал ее.

— Был рад знакомству.

— И я, Мигит. И я тоже.

Он опустил глаза в сторону, словно подбирал слова. Хотел сказать что-то еще. Но в последний момент передумал. Лишь положил левую руку Мигиту на плечо. Мигит сделал то же самое.

— Пора отправляться.

Мигит первым разжал руку. Лейс поднял на него взгляд.

— Верно. Удачи.

— Надеюсь, еще увидимся.

— Обязательно, мой друг. Непременно.

Лейс развернулся и быстро спустился по трапу, пропуская моряков, заносивших на борт бочки и ящики.

Мигит развернулся тоже. Капитан корабля все еще стоял перед ним.

— Будут распоряжения, коммодор?

— Нет, продолжайте готовиться к отплытию. Чем скорее выйдем в море, тем лучше.

— Есть, миссир!

Как я должен справиться со всем этим? Как должен выполнять миссию? Не знаю. Остается только одно: делать то немногое, что умею. Делать подобающе, тщательно, серьезно.

— Капитан, — позвал Мигит. — Как называется корабль?

— Грифон, коммодор, — ответил капитан.

Хорошее имя для такого судна. Не подведи, Грифон. И я тоже постараюсь не подвести.

10. Счастливая вода

Море Цепей.

Остров святого Адмы, город Порт-Луль.

Сколько есть в мире разных верований, думал Фирак, а сколько бы не было, все они бестолковые. В Авантии, да и в других странах цивилизованной Ампары — молятся господу Эясу. В степях, что от Астомедии к востоку — косорылые варвары почитают бесплотных духов пламени и ветра, севернее авантийских островов, в Атгеире и Ульфхеднаре — возносят молитвы богу грома и змею, пожирающему души. В Риве черномазые бесы приносят кровавые жертвы и поклоняются чертям и нечестивым дьяволам, а где-то далеко на востоке, у океана, что на другой стороне мира, есть, по слухам, такие народы, что сотворили и того более мерзкие и непонятные культы. Да вот только, нет с их молитв никакого толка. Как бы они ни упрашивали своих богов им помочь, те остаются глухи и на людей своих насылают не благодать, а только разрушения и погибель.

А вот у меня, думал он, все как раз наоборот. Моя госпожа — Удача. Покровительница всего лихого люда. И в везении она мне не отказывает. Уж как — не знаю, а все ж с рождения и по сей день остаюсь я ей мил!

Иначе как объяснить то, что я вижу перед собой?

Фирак поднял глаза. Перед ним, привязанный к стулу за руки и за ноги, раздетый до кальсон, сидел никто иной, как сам Джаг Марно. Иголка в стоге сена.

Человек, которого их отправил искать Лонзо. Искать в буквальном смысле где угодно и сколько угодно. Слова Лонзо никогда не отличались наличием скрытого смысла. И если он говорил «найти» — это означало найти. Найти во что бы то ни стало. Без него не возвращаться. Искать столько, сколько нужно. Год, десять лет, хоть всю жизнь. Но не сметь являться на глаза Лонзо с пустыми руками.

Поиски были безнадежными с самого начала. Фирак много думал об этом, хоть и не говорил подельникам. Подельники думали то же самое, но говорить об этом также не спешили. Все понимали — Лонзо дал им возможность еще немного пожить и искупить вину. Перспектив у них было ноль и чуть-чуть сверху. Единственная зацепка в поисках — название корабля, на который Клешня с приятелями погрузил этого Марно. Да вот только корабль пропал. В порт Муйянки, как было записано в портовой книге Граты, он не прибыл, как и ни в один другой порт, где побывали Фирак с приятелями. Потерпел крушение и ушел ко дну вместе со всеми, кто был на борту? Затерялся в море, а народ на нем сгинул от голода? Захвачен и разграблен пиратами или сангритами? Все, что угодно, могло произойти в океане, и уж тем более в Море Цепей.

По всему получалось, что найти этого фраера совершенно невозможно.

Но, по какой-то причине, он сидит сейчас прямо передо мной, — подвел итог Фирак.

Воистину, подумал он, мессера Удача, могущество твое велико.

А ведь я с этим типом сидел прямо лицом к лицу, там, в таверне. И не понял, что это именно тот, кто нам нужен. Да и как понять? Я ж его в морду не знаю. Это Клешня его угадать может, потому как харю его запомнил, пока волочил его на пристань. А меня и Туктука там не было.

Повезло, чертовски повезло, что Клешня его сегодня узнал. Да и вообще — фартит нам лошадино! Так ведь и спали бы в соседних комнатах, а потом разошлись навеки, если бы не попался он так удачно Клешне, да еще и в самый неожиданный момент. Теперь дело за малым, разломать фраера нам как раз плюнуть.

— Ты мне соврал, дружбан, — сказал Фирак с недоброй ухмылкой.

— Ы-ы-ы! — отозвался фраер. Говорить ему мешал вставленная в пасть пакля.

Глядя на него, Фирак начинал думать, что узнать такого типа можно и по словесному портрету: Клешня все описал довольно точно. Белобрысый, волосы ершом, глаза, мутноватые, бешеные, постоянно навыкате, как у психованного. Сама морда — недобрая, даже дурная. От злости аж весь покраснел, и жилы на шее натянулись.

— Да, ты соврал мне, — повторил Фирак. — Я ж тебя по хорошему спросил, не знаешь ли Джага Марно. А ты мне сказал, мол не знаешь… Это как же так? Ты что, не знаешь самого себя? А?

— Ы-ы! Ы-ы-ы!