Тяжёлая вода (СИ)

Об этом он не раз задумывался на досуге, и пришел к выводу, что на самом деле в жизни его наступил более крутой поворот, чем он раньше предполагал. В прошлой жизни, в бытность его законопослушным подданным авантийской короны и ее служакой, Джаг всегда чувствовал лютое безразличие ко всему, что его окружало. Это было полезно, потому что окружала Джага обычно смерть. В непрекращающихся войнах в Риве солдаты постоянно умирали. Сегодня твои друзья — одни люди, а завтра негры из дикого племени понаделают в них дыр своими копьями, утыкают стрелами, и все — твои друзья теперь покойники. В том мире, который знал Джаг, ничто не было вечно, или хотя бы долговечно. Все менялось слишком быстро, чтобы успеть обрести цену. А уж цена жизни была такой низкой, что не стоила и плевка.

И хотя служба в Риве несомненно повлияла на Джага, он чувствовал, что истоки его беды кроются глубже. Это шло прямо из глубины его души. Из самого его существа. Противление порядку. Устоям, канонам и принципам. Джаг не чувствовал для себя никакой ценности в авантийском укладе жизни, и был полностью уверен, что уклад любой другой страны так же не пришелся бы ему по душе. Он не копил деньги, не искал власти и не делал карьеру. Все это было безразлично ему. Все драгоценности, все звания, мундиры и чины. Ему были глубоко безразличны светские беседы и званые банкеты, на которые он постоянно попадал по какой-то горькой иронии. Не искал он и женского внимания, глубоко не понимая, почему дураки по всему миру спешат навстречу своей смерти, чтобы заслужить благосклонность какой-то разодетой манды на ножках. Он не видел никакой принципиальной разницы между потасканной, беззубой шлюхой и знатной барышней в жемчугах и шелке. Видимо, женщины, которых он встречал в своей жизни, чувствовали в нем это зловещее и неестественное отсутствие всякого интереса, и потому сторонились — жениться Джагу не довелось, и он сомневался, что придется.

Ни золото, ни женщины, ни слава не стояли в списке его ценностей. Кто-то мог сказать, что с таким складом характера следовало бы податься в священники, но такой человек явно не был знаком с Джагом. От бога Джаг был так же далек, как и от всего другого, да еще и был закоренелым богохульником, и сам от церкви старался держаться подальше. Жизнь в обществе была слишком сурова к нему, и теперь, оказавшись за его пределами, Джаг понимал это лучше, чем когда-либо.

Вырвавшись из плена приличий и порядков, Джаг чувствовал, — он сделал то, чему пришло время. Он чувствовал это и раньше, когда широкими взмахами рубил свою связь с прошлым — то, что давно пора было сделать. И сейчас все сильнее убеждался, что в кои то веки поступил правильно.

Там, далеко в прошлом, у Джага не было совсем ничего, что он мог бы назвать своим.

А вот теперь, здесь, кое-что такое у него появилось.

У него появился этот корабль.

Команда. Все эти ниггеры, которых он учит.

И цель. Пока еще смутная и немного страшная даже для самого Джага. Но манящая и притягательная. Такая, про которую он впервые в жизни мог сказать честно перед самим собой:

Хочу.

Выходило так, что слухи о Море Цепей оказались правдивы. Здесь любой найдет новую жизнь.

А в моем случае, думал Джаг, это будет не новая, а скорее просто жизнь. Первая, настоящая.

За все то, что осталось позади, за свою жизнь в Авантии Джаг не дал бы и ломаного гроша. А за то еще совсем немногое, что обрел тут — готов был драться до смерти. Никто не отберет у него это море, в этом он был уверен совершенно точно.