Тяжёлград (СИ)

  Черные и белые заключают перемирие, на этот раз его срок истечет в июне следующего, тысяча девятьсот четырнадцатого, года....

  Много еще чего наболтал надрызгавшийся майор-аудитор австро-венгерской армии, но самое ужасное - то, что почти все это правда. Естественно, засомневался - могло ли сохраниться до наших дней тайное алхимическое братство, если алхимия - уже далекое прошлое, а вместо братств, цехов и лож создаются политические партии ? Неужели оно все еще плетет интриги, внедряет своих людей в высшие круги, не добыв ни золота, ни серебра, не раскрыв ни одного секрета древних властителей? И как на все это смотрят историки?

  .... К концу 18 века алхимическое братство Галиции действительно измельчало, утратило арабский префикс и в 19 веке почти превратилось уже в "братьев-химиков", потому что из алхимии уходила тайна, а оставалась неинтересная наука. Это вынужден был признать даже неутомимый авантюрист, скрывавшийся под псевдонимом "граф Калисостро". Он завернул в Лемберг, мечтая встретить людей, добывших Камень. Но увидел горстку сумасшедших, повторяющих тысячи раз простейшие лабораторные опыты с кислотами, щелочами, газами. Они спускали свои состояния на химреактивы, травились парами ртути, умирали от медленных ядов, разрывались на куски, сгорали заживо. И ни черта они уже не знали! Словно намеренно чья-то мощная рука загоняла их в интеллектуальный тупик, слепила глаза обманным блеском, направляла не в ту сторону, заставляла множить ошибки и описки в рецептуре.

  Алхимия умирала, но куда делись сами алхимики? Одни бросили это неблагодарное дело навсегда. Некоторым удалось выправить патент на врачевание. Другие преподавали, как, например, один из последних настоящих алхимиков Лемберга, швед, умудрившийся выхлопотать себе российскую пенсию за недолгое чтение лекций в университете Санкт-Петербурга. Он жил на 200 рублей в год и подрабатывал составлением натальных карт. Открыть свою маленькую аптечку старику не разрешили.

  Окончательно став химией, алхимия все-таки не исчезла. Ее аллегорический язык жив, ее символы переходят в повседневность, только мы безразлично проходим мимо всех ее солнц, лун, жаб и единорогов. Нам это давно не интересно. Экзамен по химии сдан, учебники заброшены в дальний угол.

  - Но ведь оставались те упрямцы, кто продолжал заниматься чистой, не профанированной, алхимией? - спросил я, на что Бодай-Холера, подумав, ответил:

  - Кто не согласился с прагматиками нового времени, перешли под эгиду ордена рыцарей розы и креста. А 9 лет тому назад львовские розенкрейцеры вошли в только что созданный греко-католический орден студитов. Руководит ими брат униатского митрополита Шептицкого. Иначе и не могло быть в городе, всегда слывшим гнездом алхимиков. Пусть тайные знания исчезнут во всем подлунном мире, но только не здесь!

  Я читал, что алхимию завезли сюда не то караимы, не то армянские епископы вместе со своими древними библиотеками на восточных языках. Внесли свой вклад львовские греки, итальянцы, а так же мусульманские купцы - турки, персы, сарацины, в чьих краях эта тайная наука возродилась из египетских манускриптов, переведенных на средневековый арабский.

  - Знаете, алхимическим сердцем старого Лемберга считалась Армянская улица, где в одном из узких серых домов, облепленных плющом и плесенью, располагалась некогда первая тайная лаборатория? - воскликнул Бодай-Холера. - Пойдемте, покажу те самые уголки, где колдовал мифический Дмитрий или Дмитр, Дмитрас (судя по имени, он был грек), искатель философского камня.

  Мы вышли наружу, пошли по закоулкам старой части Львова, между Русской, Сербской, Староеврейской. Вот и дом алхимика. Ступеньки винтовой лестницы, ведущей к двойной железной двери, хранили частички металлической пыли, смешанной с дешевой серой краской, а ручка этой двери ночами светилась - потому что за нее слишком часто хватались руками, перемазанными отвратительными соединениями фосфора.

  Идем дальше. Сыро. Туман. Ноги поскальзывались на прелых листьях.

  - Интересно, что здесь было раньше?

  - Кладбище детей, умерших от чумы - небрежно махнул тот рукой налево. - А направо - заразная больница, основанная монашками. Для прокаженных и сифилитиков. Раз в году, в Великую Субботу, настоятельница совершала подвиг смирения - высасывала губами гной из самой ужасной раны страждущего.

  Поднялись на небольшой холмик, неожиданно кубарем спустились в низину, поросшую молодым орешником. Руки нащупали каменную стену. Пролезли в чужой сад. Пахло сыростью, росой, гнилью. Луна осветила трупик галчонка, неподвижно лежавший в траве. Майор-аудитор поднял галчонка за синюшные лапки и сунул в карман плаща. Пришли к неприметной подворотне, открыли дверь и прошли еще через дворик, забрались на лестницу, а с лестницы попали на мансарду. В темноте я споткнулся о чей-то желтый череп, едва не сломал себе ногу.