Тяжёлград (СИ)

  Вскоре бедные алхимики оказались под неусыпным контролем полиции. Два орла, австрийский и российский, нещадно рвали их своими железными когтями, деля между собой. Мистические озарения прекратились. Алхимические изыскания зашли в тупик. Остыли тигли, опустели реторты, порвались кожаные меха, не раздувающие больше углей. Раскол усилился, когда некоторые, особо упертые ал(химические) братья отказались перейти в униатский орден студитов, так как не совпадали с митрополитом Шептицким во взглядах и не могли ему подчиняться.

  Но право не присоединяться обошлось им дороговато. Упрямцы не заметили, как оказались в изоляции, без покровителей и денег. Впав в бедность, несогласные быстро потеряли редкие алхимические рукописи, которые теперь хранятся в библиотеке митрополита. Где к ним годами никто даже не подходил. Звание львовского алхимика из почетного стало комичным. Они вынуждены были таиться, раздваиваться, расстраиваться. В своей обычной жизни эти чудаки существовали на скромное жалование, трудясь учителями, газетчиками, фотографами, телеграфистами или проедая фамильную ренту. Встретив их на улице, никто не заметил, что они - посвящены.

  Приближались 1910-е годы. Накануне войны российский Генштаб всячески привлекал "в шпионы" граждан Австро-Венгрии с обширными связями. Секретная директива советовала брать в разработку артистов, завсегдатаев кофеен, непризнанных творцов, гомосексуалистов, скомпрометированных женщин. Присутствовали в этом списке и разношерстные мистики. У них было мало средств, зато уйма свободного времени, языки без костей и нелюбовь к действующей власти. Я давно знал, что Петербург негласно разрешал своим агентам по собственному усмотрению брать в оборот тех или иных "перспективных" лиц, кем бы они ни являлись. Поэтому седые старички из высоких кабинетов вряд ли подозревали, какое пестрое стадо они пасут в Австро-Венгрии якобы на благо России. Священники, ратующие в своих проповедях за православное братство, пришли б в ужас, услышав, что исполнителями чужих замыслов становились картежники, воры, еретики, обоеполые проститутки и прочая бесстыжая шелупонь..... Про российскую информаторскую сеть в лембергских притонах и борделях как-нибудь в другой раз.

  Вернемся к ал(химическим) братишкам. Разорившись, оставшись без меценатов, они отчаянно нуждались в больших суммах на свои дорогостоящие эксперименты. Но взять эти фантастические деньги им было неоткуда. Чтобы поступить на военную или гражданскую службу, требовалась благонадежность. Кто примет странного человека, ночами прокаливающего плохо пахнущие порошки? Не ходившего к исповеди, неделями не мывшего шею, потому что на ней оседала драгоценная пыль? Если у алхимиков еще что-то оставалось, то все равно их имения не приносили прибыли. Стать нефтепромышленниками или банкирами им не грозило. Оставалась только надежда на удвоенный бюджет иностранной разведки. Если, конечно, алхимики к этому времени не научились превращать свинец и ртуть в золото высокой пробы.....

  Доведенные братья - врозь, в разное время, по разным обстоятельствам - согласились сотрудничать с российскими агентами и втянули в шпионаж своих прежних друзей. А друзья эти уже были монахами ордена студитов.

  ...... Чтобы не запутаться в своем расследовании, я взял ножницы, нарезал около дюжины одинаковых картонных карточек. На каждой из них красовалось имя того, кого мог подозревать в убийствах. Всякий раз, задумываясь, перебирал их, припоминая все, что мне о них известно. Чаще всего попадалась карточка Теодора Чаромарницкого, настоятеля обители студитов в Скнилове - самом первом доме этого ордена. По всем пунктам он подходил на роль "крота": был из тех, кто неоднократно ездил в Россию по подложным документам, попадая в поле зрения охранки, получал письма от сибирских священников дам-духовидиц. Поговаривали, будто бы юношей Теодор Чаромарницкий оказался замешанным в темную политическую историю, безуспешно пытаясь спасти сельского учителя, проходившего по делу "московофилов", и поклялся отомстить за него.

  Судя по отзывам знакомых, он был интеллектуал, миссионер, спорщик, ярый ненавистник "схизмы" - и уж никак не тянул на звание тайного российского агента. Но по закону подлости "кротом" мог быть тот, кто громче всех ругал Москву. Чароманицкий сам считал себя жертвой "царату", любил жаловаться, что натерпелся зимою 1914\15 годов, когда "воевал" с присланными в Галицию православными священниками. Возмущался военными конфискациями орденского имущества. Писал в Ватикан, умоляя Папу "найти управу на Москву". За что едва не подвергся высылке, сидел полгода под домашним арестом. В российских бумагах Чаромарницкий характеризовался "опасным лицом" и "конфидентом Шептицкого". Впрочем, стоило ли этому верить? Я уже ко всему относился скептически.