Тяжёлград (СИ)

  Мы ловили пушистых белок, я держал их маленькие когтистые лапки, а Мария Владислава расчесывала им хвосты деревянным гребешком.

  Белки терпеливо сносили мучения. Если посмотреть на нее издали, ни за что не скажешь, что она - миллионерша. Шапочка, шубка, муфточка - простенькие. Сапожки венгерские кустарные. Шарф сама вязала.

  Зимой 1917\18 года я позвал ее на каток.

  - Не пугайся, я в штанах - предупредила она. - Холодно.

  - Тебя же арестуют. Не положено в штанах - сказал я.

  - Меня? Нет. Никто и не увидит. Я сама их сшила. Специальные дамские штаны для занятий спортом. В Англии их уже носят.

  - Есть же костюм-амазонка.

  - Это не то.

  - Может, ты отдашь мне свои миллионы? Ты и без них проживешь. Модисткой станешь. А мне деньги нужны - пошутил я.

  - Зачем? - спросила она.

  - Я поеду в Россию и убью Ленина.

  - А кто такой этот Ленин?

  -Лидер партии большевиков, про которых я ничего не знаю.

  - Большевики - это несерьезно - засмеялась Мария-Владислава. - Держи меня, а то опять на повороте в дерево въеду. Берегись! - закричала панночка и полетела по белому молочному льду.

  Я стоял и грустил. Как далеко теперь вся моя петербургская жизнь - отчим, катки, Сфинксы, университет, тюрьма!

  - А знаете, отец меня в Петербург не пустил на курсы! - засмеялась Мария Владислава. - Поехала бы - в революцию попала и с вами не встретилась.

  О том, что если не ложный донос, тюрьма и дядя-генерал, друг графа Бобринского, я бы мог встретить панну в Петербурге - молчу.

  - Хоть бы война кончилась - сказала она на прощание. - Тогда и мой брат Изька вернется. Он же постригся, чтобы не воевать. Он этот, как их...

  абсолютист -эсперантист.

  Тут-то я вспомнил про Исаака Айзиковича! Монаха ордена василиан.

  ...... В темноватой прохладной келье сидел чахоточного вида сгорбленный юноша с черными глазами. Его наголо остриженная голова мерзла. Я спросил его, кому он говорил о визитах к митрополиту, насколько подробно расписывал тамошнее убранство, антиквариат, книги?

  - Да я всем хвастался - сказал монах - Всем, кроме домашних. Приятелем по гимназии, ребятам из Политехники - я ведь четыре года назад там ученье начинал, но бросил. Знакомым, соседям. Бывшему Евиному дружку тоже.

  - А кто этот бывший дружок?

  - Ретушер из фотоателье. Моя сестрица воспитана демократически. Знакомства у нее самые обширные. Шофера, авиаторы, фотографы, клерки, художники, медиумы. Она собрала нечто вроде химического кружка. Опыты показывает. Для чего - не знаю. Наверное, для отцовских заводов дешевый рецепт свечей изобретает. Химия в быту. Я в этом ничего не соображаю.

  - Очень любопытно, - сказал я., - но, ходят слухи, она отняла у вас долю наследства?

  - Ложь - быстро вскрикнул Исаак, - ложь! Отрекаясь от мира, отказываешься от всех благ! Добровольно уступил сестре свою долю, так как в монастыре все бедны. Решили мирно, без суда. Да и о чем судачить - большую часть своих денег я угрохал в одно американское предприятие. Которое, естественно, разорилось.

  - Но у вас отвратительные отношения!

  - Это ее характер. Сестра - девица жестокосердная, мы с детства в ссоре.

  - А я другое слышал. Ей жалко вас.

  - Ей? Жалко?

  - А может, вы ее тайно обожаете? Вы ведь неродные брат и сестра! Она блондинка, вы - брюнет! Она бела, вы - черен!

  - У нее в руке - нетопырь - воскликнул Исаак, - а у меня - заяц! Видел на старинной гравюре. Мы стоим на 24 дохлых орлах, сверху нас обнимает жесткими черными крыльями гигантская птица с золотой короной. Нас тянет друг к другу, но наша любовь проявляется в ненависти. Иначе нельзя.

  Соединившись, мы погибнем - пылающий свет обрушится на нас и спалит.

  Я это читал в Aurora Consurgenis. Потому ушел сюда. В нашем монастыре нет сестер.

  Он откинул голову на спинку темного холодного стула, крепко сжал руки в "коробочку" и потом тихо добавил:

  - Моя любовь-ненависть к сестре безгрешна. И я страдаю, потому что она связана с нечистой силой! Эти ее друзья-маги, кружок химиков, рунические обереги, черепа на подоконнике до добра не доведут. Из толстых стен обители я незримо удерживаю Еву на краю пропасти, молясь за ее заблудшую душу.

  Ясно и грустно. Он прав, монашек - моя новая любовь близка к краю.

  20. По следам тайных братств. Смерть студита.

  Уж что мне больше всего нравится в маленьких городках Галиции - оттуда можно прямиком уехать в Париж, Берлин, Варшаву и Вену. А если повезет сесть на восточный экспресс, то через Софию - в Стамбул. Читая расписания мелких железнодорожных станций, задумываешься - не бросить ли мне всю эту мороку, не отправиться ли в большое путешествие? Куда-нибудь в тихую степенную Европу? Да нет ее, тихой степенной Европы 19 века, погорела она в войне и все, что потом на ее пепелище вырастет, ничем мне ту Европу не напомнит. Опоздал как всегда. Бежать некуда, а чем завершится (и завершится ли?) мое расследование - даже подумать страшно. Мало желающих совать руку в нору, где живет злющий барсук.

  Меня мучила мысль, что я со своим уставом ломлюсь в двери чужих обителей и еще хочу, чтобы моя грязная работа хорошо оплачивалась униатской казной? А если граф Шептицкий узнает, откуда я родом?