Тяжкие повреждения

— Дедушка почти не слышит и плохо двигается из-за артрита, но что действительно грустно, так это то, что у него с головой. Он последнее время даже меня не всегда узнает. А бабушка молодцом, только ей нелегко за ним присматривать. Я иногда им помогаю. Постригу газон, выпью кофе, посижу с ней немножко. Пытаюсь ее подбодрить.

Айла должна была знать. Она частенько забывает, что у ее детей своя, частная жизнь, свои дела, и привязанности у них шире, и семьи больше, и верность они понимают иначе. Корпус Умиротворения, в который подалась Аликс, не считался, и различные преступления Джейми тоже. То были нездоровые зависимости ее детей, но их верность и любовь оказались более продолжительны.

— Если бы я не взял телефон, когда она протянула мне трубку, это было бы хамство, — продолжает объяснять Джейми, — это не я ему звонил, и не хотел я с ним говорить.

— Все хорошо. Я понимаю. Как он? Что делает?

— Да нормально, наверное. Голос у него нормальный. Не знаю, насколько тебе все это интересно, что рассказать.

— Так, в общих чертах. — Она пытается улыбнуться. — Чтобы для начала хватило, но не заняло больше времени, чем я могу потратить.

— Ну спасибо, объяснила, называется, — но он улыбается в ответ. — Ну, если ты уверена — он теперь живет в маленьком городке в Скалистых горах. У него магазин компьютеров, не такой, как раньше, конечно, но говорит, что на жизнь хватает. Голос у него такой, не знаю, как будто он там прижился. И постарел. Помнишь, как он раньше напрягался из-за бизнеса, летал туда-сюда? Теперь совсем не так. И еще. — Он делает паузу. — Не знаю, хочешь ли ты еще и об этом слушать, или ты, может, уже знаешь, но он снова женился.

У-ух, снова сжимается ее сердце. Хотя в этот раз всего на секунду, и уже не колотится так быстро и высоко.

— Нет, я не знала. Когда?

Как будто имеет значение когда. Так же как и где, вопрос едва ли можно назвать ключевым.

— Несколько лет назад. Пять, что ли.

Пять лет назад Айла, снова вышедшая замуж, все еще училась доверию и расслаблению в объятиях Лайла. Джейми все еще барахтался в трясине своих проблем, а Аликс скоро должна была отправиться на поиски умиротворения. Или Умиротворения.

— Ты знал?

— Да. Прости. Я не думал, что ты захочешь о таком слушать. Бабушка даже хотела, чтобы мы с Аликс поехали с ними на запад на свадьбу, но мы не поехали.

Что за семья — сплошные тайны, сплошное вранье. Возможно, это дар, передающийся по наследству, или просто нечто, переходящее из рук в руки, как фамильное серебро и лучшая мебель.

— И Аликс знала?

— Да, мне было, в общем, плевать, но ей почему-то нет.

Может, новенькая жена Джеймса была ровесницей Аликс? Разве не такие у него были вкусы: молодая, нетронутая, едва распустившаяся плоть?

— У них есть дети?

— Да ты что, нет, у нее свои уже взрослые.

И Айла понимает, что какая-то ее часть надеялась, что Джеймса всего, до мозга костей, пожрали его глупые желания. И понимает, что какая-то ее часть разочарована и странно, глупо уязвлена, что все не так.

Это делает то, что случилось, более личным, так она полагает; это имеет больше отношения к ней, или к ним двоим, чем она привыкла думать.

В этом нет ее вины, она за это не отвечает, но все равно это — личное.

И еще: она со своей яростью так затерроризировала детей, что они держали все, что узнавали о нем, каждую малость, при себе. И даже сейчас, даже в эту последнюю минуту Аликс продолжает это делать.

— Откуда он обо мне узнал?

— Бабушка прочитала в газетах, а потом я ведь ей тоже рассказывал. Он звонил Лайлу, я с ним разговаривал. И он сказал, чтобы я передал привет, и что он о тебе думает, и желает тебе всего хорошего, и, — Джейми пожимает плечами, — вроде все.

Еще бы не все.

— Я тебя расстроил? Надо было промолчать?

— Нет. Нет, не думаю. Ты все правильно сделал. Когда будешь с ним в следующий раз говорить, передай от меня привет.

— Серьезно?

Вид у Джейми ошарашенный: еще бы.

— Серьезно. Можешь ему сказать, что теперь я думаю, что по крайней мере со второго раза у нас обоих что-то вышло. Иногда для этого бывает уже слишком поздно, но мы оба как-то успели.

И ей остается надеяться, что девочки, к которым он приставал, с тем же человеколюбием восприняли те возможности, которые у них появились, благодаря ему. Благодаря его приставаниям. Все это очень хорошо, и смотрит она на это со стороны и издалека — учится умиротворению, в ее-то годы? — но он ведь совершил нечто ужасное.

— Он жалеет о том, что сделал, как ты думаешь?

— Не знаю. Мы об этом вообще-то не особенно говорили. Сложно, тем более по телефону. Но вроде как должен жалеть, тебе не кажется?

Да, должен.

— Ты мог бы и спросить. Говорить не запрещено, знаешь, ты имеешь право задавать вопросы.

Не задавай вопросы, на которые не хочешь получить ответ. Еще и это.

— Может быть, но меня это не слишком интересует. Он всерьез облажался, и я как-то не настроен на прощение.

— Наверное, я тоже.