Тяжкий груз (СИ)

Шлюзовая камера была с функцией душа, значит она была так же душевой кабинкой. А теперь стала еще и торпедным аппаратом. Но все это были лишь условности, потому что шлюзовая камера была как раз размером с душевую кабинку, и уместить в себе целый криостат она физически не могла. Чтобы вынести тонну металла с борта, требовалось отключить искусственное притяжение и открыть шлюз с обоих концов, тем самым разгерметизировав весь челнок. Ирма с Радэком плохо умели дышать космическим вакуумом, поэтому облачились в скафандры, и тут на их пути массового разрушения появилась одна нелепая проблема: скафандр располнил Ирму достаточно, чтобы она перестала умещаться в кресле пилота. Она нервно смеялась и шутила на тему того, что подрыву баржи препятствует кресло, которое Радэк отвинчивал от палубы, согнувшись в три погибели. Казалось, она до сих пор не до конца осознает, на какое серьезное предприятие решилась. Радэк сам плохо осознавал, и весь план подрыва казался какой-то абстракцией, сотканной из чисел, с трудом умещающихся в уме. Он был уверен лишь в двух вещах: взрыв будет большим, а материальный ущерб колоссальным. Обычно грузом принято жертвовать ради спасения жизней, но в этот раз они жертвовали грузом с обратными целями. Во что это все выльется — было большой загадкой, но Ирма не переставала напоминать, что однажды смогла спасти человека от верной смерти, перерезав в его скафандре кислородный шланг.

Из Ирмы был очень странный спасатель.

— Радэк, ты готов?

— Почти.

Стоя в шлюзовой камере, он смотрел в пропасть, ведущую в космическую бездну. Криостат угрожающе завис над этой пропастью, придя в боевой взвод. Где-то впереди, внизу или еще какой-то условной стороне, название которой в невесомости теряло всяческий смысл, баржа плыла сквозь пространство навстречу своей погибели. Радэк тщетно вглядывался вдаль, желая видеть свою цель, но что может увидеть человеческий глаз с расстояния в полторы световые секунды? Стрелять в бесконечно далекий и совершенно невидимый объект было странно, но Ирма подбадривала его и уверяла, что все получится. Она уверяла, что прекрасно видит баржу через навигационный лидар. Она уверяла, что вывела челнок точно на ее траекторию. Она уверяла, что этой барже скоро придет конец. И она уверяла, что скоро они снова увидят счастливые лица Ленара и Эмиля.

— Я готов, — отчитался Радэк, чувствуя сквозь перчатки дрожь, с которой криостат желал озарить полетный коридор яркой вспышкой.

Капсула не являлась оружием, но что угодно могло им стать, врезавшись в твердую поверхность на скорости в двадцать тысяч километров в секунду. Радэк прокручивал этот сценарий в голове много раз. Именно со скоростью в двадцать тысяч километров в секунду челнок понесется навстречу барже, как только Ирма отключит поле Алькубьерре. Для криостата это будет двадцать две секунды смертоносного полета, а для челнока — двадцать две секунды на побег.

Как Радэк докатился до такого? Стоило ли ему винить в этом Вильму? Или какую-то другую женщину?

— Радэк, — окликнула его другая женщина. — Спасибо, что доверяешь мне.

— Такая работа, — соврал он.

— Я люблю тебя, Радэк.

— Ну… — смущенно протянул он, — я тоже тебя люблю.

— Торпедируем на счет три. Один. Два. Три!

30. Поздно

В межзвездном пространстве есть лишь один четкий ориентир — звезды. И это очень плохой ориентир. Пользоваться им для выбора точки рандеву значило обрекать себя на погрешность в миллиарды километров с риском никогда не найти друг друга. В случае с челноком А все было проще. Всего несколько дней минуло с тех пор, как он покинул левый борт буксира Ноль-Девять, и эти несколько дней были слишком малым промежутком времени, чтобы погрешности в расчетах помешали им снова встретиться.

Эти несколько дней изменили все. Странно было думать о встрече с людьми, с которыми успел навсегда попрощаться. Странно было возвращаться к ним после того, как сам же их бросил на попечение далекого и абстрактного МФБ. Странно было возвращаться на рабочее место после того, как сам же взорвал заказы на транспортировку ценных товаров от семи различных организаций. И все же в Радэке взыграла почти детская радость, как только Ирма объявила, что нашла их родной буксир. Еще ничего не кончилось, и судьба их товарищей до сих пор была под вопросом, но что-то в Радэке отстукивало победоносный ритм, словно он заглянул в будущее и увидел, как сжимает Эмиля в дружеских объятиях, хвалит Ирму перед Ленаром и злорадно учит Петре тому, как плохо доверять свою судьбу какой-то монете. Он перескочил через несколько ступенек, на секунду допустив до себя беспечную мысль, что все решится само собой. Злодеи повержены, друзья спасены, и все будут жить долго и счастливо. Это была минута детского предвкушения праздника, которая не может существовать без столь же детской наивности. Он радовался этой минуте, как радовался тому, что Ирма придумала весь этот безумный план.

А затем пришла пора стать немного серьезнее.