Переоценить всю густоту межзвездной тьмы было практически невозможно. Стоит лишь космонавту покинуть стены родного корабля, как его обволакивает непроглядная чернота, и он по ошибке может подумать, что лишился зрения. Спустя несколько секунд глаза привыкают достаточно, чтобы черном полотне начали проявляться сверкающие серебром булавочные головки. Стоит лишь слегка покрутить головой, и нельзя не заметить, что в некоторых местах звезды обрываются, словно наткнувшись на непреодолимое препятствие. Так оно и есть — корпус корабля, заслоняющий звезды, получает так мало света, что глаза воспринимают его как абсолютную пустоту, а не как твердый объект. Окончательно обалдев от фотонной депривации, зрачки расширяются настолько, что глаз уже начинает различать галактическое ядро и зыбкие очертания раскинувшихся от него рукавов.
Космос прекрасен из-за своей необъятности, и ужасен по той же причине. Стоя магнитными подошвами на обшивке корабля и глядя на звезды главное — не свихнуться от навязчивой мысли о том, насколько сильно ты одинок во всей этой пустоте и как ты далек от домашнего уюта и бабушкиных пирожков. Хорошо, если рядом с тобой есть верный и надежный друг, который в момент нужды подставит плечо, скрасит одиночество и, наконец, скажет:
— Ну все, Эмиль, хватит засорять эфир этой псевдофилософской ерундой, наша работа сама себя не сделает.
К счастью, специально для подобных вылазок скафандры были оснащены специальным прибором для борьбы с плохой видимостью под названием «фонарик». Они били своим холодным искусственным светом ярко и под определенным углом, чтобы примагниченные в одной плоскости космонавты не слепили друг друга. В межзвездном пространстве за неимением звезд поблизости на смотровые щитки обычно не опускали светофильтры, а когда луч из наплечного фонаря бьет в беззащитный глаз, только что привыкший к кромешной тьме, рисунок его сетчатки сразу же выжигается на задней стенке черепа. Приятного в этом мало, но это был тот редкий случай, когда опасностью разрешалось пренебречь в угоду хоть какого-то чувства комфорта. А вот чем нельзя было пренебрегать, так это надежной связью с кораблем. Магнитные подошвы существуют лишь для удобства, и чтобы одно неверное движение не привело к свободному полету в неизвестном направлении, каждый скафандр должен быть постоянно пристегнут тросом к чему-нибудь. Благо, этим "чем-нибудь", корпуса кораблей были покрыты сильнее, чем ежи иголками. Страховочные рымы, тросы, поручни, скобы и прочие средства предохранения от внезапного сброса с обшивки поджидали техников через каждые пару метров, и даже когда они добрались до фитингов стыковочных балок, там их поджидал натянутый двухсотметровый трос, представляющий для людей мостик к исполинской громаде, заслоняющей своими нечеткими контурами половину галактики.
Радэк ударил ладонью по тросу, и тот встревожено заплясал на пару со своей тенью.
— Натяжение ни к черту, — прокомментировал он с осуждением в голосе, пристегивая к тросу свой карабин. — Вот тебе и спешка с плотным трафиком. Стоило потратить несколько жалких часов, чтобы хоть удостовериться, что эта баржа не развалится от собственного веса.
— Если не считать этого троса, — ответил Эмиль и беззвучно клацнул своим карабином, — то балки выглядят приемлемо. Еще немного, и я научусь определять дефекты простых металлоконструкций без дефектоскопа.
— Еще немного, и тебя за такие разговоры погонят с должности техника.
— Почему?
— Потому что полагаться в космических условиях лишь на собственные глаза- это серьезное преступление, для многих ставшее последним.
С этими словами Радэк взгромоздился на стыковочную балку… и по ошибке доверился собственным глазам. Он и раньше перебирался пешком с буксира на баржу по стыковочным балкам, но каждый раз его сопровождал какой-то необъяснимый первобытный ужас, не поддающийся логическому объяснению. Несмотря на мощность фонарей, лишь незначительная часть их света добиралась до баржи, и уж совсем крохотная часть возвращалась обратно. Радэк старался видеть путь, который ему предстояло преодолеть, но видел лишь двуквадровую балку, противоположный конец которой утопал в пугающей неизвестности, а по обеим сторонам ее окружали обрывы, ведущие в бесконечное никуда. Он был пристегнут к пусть и не натянутому, но все же надежному тросу, но десятая часть «жэ» придала бы ему гораздо больше уверенности. Он точно знал, что если будет следовать вдоль балки, то неизбежно наткнется на гигантскую грузовую платформу, поросшую контейнерами, но его скудное воображение отказывалось рисовать угловатые контуры этой платформы, оставляя место лишь для пустоты и неизвестности.
— Радэк!
— Да, — вынырнул он из своих тревожных дум и небольшим усилием заставил свое тело плыть вдоль троса. — Задумался просто.
— О чем?
— О том, что было бы неплохо подсвечивать баржу хоть какими-то габаритными огнями.
— Зачем?
— Низачем. Не бери в голову.