Подбородок Глеба невольно дрогнул. Было страшно и одиноко. «Я должен вырвать имплантат из останков давно погибшего человека и вживить себе?!»
Стоит ли жизнь норла такого риска?
Правая рука почти не слушалась. Каждое движение отзывалось резкой болью, напоминая о ранении. Аспирианские шунты выглянули наружу, приподняв наплечники. Их жала медленно поворачивались, словно обладали зрением и сейчас пристально следили за движениями владельца.
Холодная, шероховатая поверхность имплантата остро осязалась подушечками пальцев.
Овальное гнездо с несколькими установленными в нем микрочипами легко отделилось от черепа и теперь лежало в ладони. Его сопрягаемая часть была усеяна микроскопическими иглами.
Аспирианские шунты внезапно удлинились, окатили имплантат моросью какого-то вещества.
Голографический планшет внезапно изменил свойства, утратил полупрозрачность, став сродни зеркалу. Глеб увидел в нем свое отражение.
Из браслета вырвался изумрудный лучик, лег на висок проекцией контура, обозначив точное место для установки имплантата.
Глеб до крови закусил губу.
Читать о технологиях и применять их, да еще вот такими экстремальными способами, — это совершенно разные вещи. К такому невозможно подготовиться заранее.
Он коснулся своего виска и с силой нажал на имплантат.
В первый миг ничего не произошло, затем появилось жжение, сменившееся холодком, словно от анестезии.
Мысли путались, но скорее от нервного перенапряжения, чем от воздействия имплантата. Тот никак себя не проявлял. Может неисправен?
Внезапно зрение Глеба померкло, словно он ослеп. В мыслях плеснулась паника, он вскочил, больно ударился головой о низкий потолок клетушки.
Зрение постепенно вернулось. Контуры предметов выдавило из тьмы, но теперь они стали четче, словно Глеб получил способность видеть даже во мраке, примерно в радиусе одного метра от себя.
Придерживаясь руками за ржавые поручни, Глеб с трудом выбрался наружу.
— Ты принял решение? — Хашт поджидал его поблизости.
— Оставь меня в покое… Отвали… — он едва удерживал искру сознания, координация движений давалась с трудом. Надо вернуться к флайкару. Неизвестно сколько продлится такое состояние.
Перед мысленным взором внезапно появились тусклые пиктограммы. Они не мешали, располагаясь на периферии зрения, но стоило сосредоточиться на каком-то из элементов управления, как он тут же укрупнялся, обретая детализацию.
Глеб пошатнулся, остановился. Резко кружилась голова.
— Идем, — Хашт поддержал его за локоть.
Глеб стиснул зубы. По телу гуляла дрожь. Вспышками проявлялась сильная головная боль.
Ронг умирает… — тревога не давала покоя, прорывалась сквозь слабость и боль.
Стоило подумать о смертельном ранении норла, как нейроинтерфейс тут же отреагировал: перед внутренним взором, накладываясь на реальность, появился индикатор прогресса исследований.
Слишком медленно… Не успею ему помочь, — встревоженная мысль внезапно инициировала цепочку событий. В поле зрения появилось новое оперативное окошко. В первый момент Глеб вздрогнул от неожиданности, затем взял себя в руки, просмотрел сообщения:
Он ответил: «Да».
«В вопросах выживания надо идти до конца. Только так можно познать суть явлений и предел собственных возможностей», — вспомнилась фраза Урмана, написанная от руки на полях старой книги.
Последующие сутки Глеб запомнил плохо.