— Раньше была, — ответил Дениэл. — Омни велел проложить тоннель. Но не знаю, цел ли он теперь?
Хашт не погиб при аварии.
Он пострадал меньше других и вообще не терял сознания. За миг до того, как «Озеро Тьмы» поглотило обломок планеты, он видел, как система флайкара приняла сообщение от Беатрис.
Сразу после катастрофы, некоторые информационные экраны еще работали, и у инсекта было несколько минут, чтобы изучить полученные сведения.
Он покинул машину и сейчас продвигался по узкой извилистой расселине, уводящей в нужном направлении.
В организме инсекта протекали экстремальные процессы. Метаболизм менялся. Внешне это был все тот же Хашт, но пронзительный холод сейчас не воздействовал на него, как прежде. Он стал похож на биологическую машину.
Ловко цепляясь за выступы скал, не обращая внимания, что оставляет на пути обрывки «одежды», в которую кутался, покидая флайкар, он карабкался все выше и выше, навстречу холоду и снегопаду.
В его сознании тоже происходили перемены. Мысли четкие и трезвые, не замутненные сожалениями, говорили: «логр — не вариант».
Он видел, что происходит и не строил иллюзий.
«В конце концов я погибну, а вместе со мной погибнет Семья — миллионы еще не рожденных особей».
Где-то в глубине сознания (не души, а именно сознания) он сожалел, что вынужден приговорить к смерти своих недавних друзей, но эти остаточные эмоции уже не имели значения. Не они руководили поступками.
Остановить Смещения. Навсегда.
Текущая задача выглядела вполне выполнимой. Древний центр управления располагался внутри этого скального массива.
Как только прекратится подвижка планет, портал, ведущий в Сферу, вновь заработает. Это Хашт знал наверняка. Он навсегда покинет проклятую, истерзанную гравитационными ударами планету, уйдет в стабильный и безопасный искусственный мир, когда-то построенный Единой Семьей. Там он оставит потомство, выполнив главное предназначение.
Ради этого он готов был пожертвовать всем. Так диктовала его природа. Ну, а друзья?
Жаль, что они погибнут. Оказаться подле «Озера Тьмы» в момент, когда падет последний рубеж обороны логриан и в Первый Мир прорвутся неведомые существа, — вариант однозначно смертельный.
Хашт продолжал карабкаться по уступам скал и вскоре расселина вывела его в частично обрушенный тоннель, ведущий прямиком к цели.
Передвигаться стало значительно проще. Ледяной ветер больше не досаждал, наоборот, на подступах к аварийному центру управления царило красноватое освещение и ощущались токи теплого воздуха.
Поглощенный поставленной задачей, Хашт утратил большинство черт разумной особи. Он не оглядывался по сторонам, не заботился о последствиях своих поступков, не замечал, как от свода и стен отделились десятки логров охранной системы.
После неудачной попытки разрушения портала над кратером наступило затишье.
Тучи рассеялись и лишь ветер завывал в горных ущельях, срывая снежинки с уступов скал.
Ночное небо заливал красноватый свет. Обломки разрушенной планеты застыли в зените.
Глеб очнулся, чувствуя скованность в мышцах. Взгляд еще не обрел остроты, большинство предметов окружающего выглядели размытыми.
Серв ремонтировал флайкар. Костерок почти угас.
— Зонды вернулись, — раздался поблизости голос Беат. — Хашта нигде нет. Вероятно его выбросило из машины и засыпало снегом. Прости, но больше я ничего не могу сделать. Сканирование не дает результатов.
Норл не ответил. Он лишь шумно сопел, тяжело переживая потерю друга.
Худшее место во Вселенной. Здесь даже погибнуть — проблема. Оказаться запертым в куцей нейросистеме технического кристалла, а затем по первому требованию стать частью логр-компонента, до скончания веков управляя каким-нибудь сегментом логрианской дороги, — такой участи Глеб откровенно страшился.
Он всегда отличался жизнелюбием, стремился навстречу приключениям, но испытания последних дней как будто выжгли внутри что-то важное, сокровенное, сделав его немного сильнее, циничнее, жестче.
Неужели вот так и выковывались характеры тиберианцев?
Глеб не знал этого наверняка, но разве можно сохранить здравый рассудок, постоянно имея дело со Смещениями, гравитационными ударами, гибелью близких, набегами неведомых тварей?
Невольно станешь нелюдимым, суровым, ведь так легче переносить утраты, ни к чему не привязываться, жить одним днем.
Но он не мог, да и не хотел становиться оголтелым ксенофобом. Если выражаться фигурально, то в его жилах теперь текла кровь норла. Они не раз спасали друг друга. Огульная ненависть ко всему, чего не понимаешь или страшишься, тоже род уязвимости.
Откуда берутся такие мысли?
Глеб смотрел на обломки планеты, царящие в ночных небесах, и им, замещая все другие чувства, постепенно овладевала ярость.