Тиберий. Преемник Августа

Проницательность Тиберия его не подвела. До определенного момента, который еще не наступил, Сеян был прекрасным исполнителем. Насколько далеко распространялась проницательность Тиберия, насколько предвидел он опасность, на этот вопрос у нас нет ответа. Который из двух был хитрее, могло показать лишь дальнейшее развитие событий.

Если бы Агриппина приняла оливковую ветвь мира, ей протянутую, и согласилась дождаться естественного восхождения на трон своих сыновей, это был бы конец истории и рассказывать было бы нечего, кроме того, что все вместе жили счастливо. Но она не могла доверять Тиберию. Давление на нее было слишком сильным, и она не могла ему противостоять. Сенатская партия не меньше этруска была заинтересована в возбуждении и разжигании ее чувств. Она попала в водоворот между этими двумя силами и уже не могла выбраться.

Сам Тиберий никогда бы не поднял руку на Агриппину. Ее жизнь и жизнь ее сыновей были его гарантией против могущественных, но необходимых слуг, таких, как этруск. Пока они были живы, он был в безопасности, и Сеяну были предоставлены все полномочия для борьбы с партией олигархов. Однако если бы их не стало, наступило бы для него время опасаться за свою жизнь.

В сущности, Тиберий предложил Агриппине и ее сыновьям коалицию против общего врага, ценой которой было наследование империи. Скоро стало ясно, что они не приняли предложения, и что их враждебность скорее окрепла, чем уменьшилась.

Во всяком случае, удача была на стороне этруска.

Таким образом, интересы Тиберия и Сеяна оставались достаточно близкими, чтобы назвать их одинаковыми. Отслеживание деятельности Агриппины и ее друзей было для Тиберия способом контролировать партию, стремившуюся уничтожить принципат. Сеяну это сулило наилучшую возможность увеличивать разрыв между Тиберием и Агриппиной. Гай Силий был сторонником партии Агриппины. Историк Кремуций Корд принадлежал к другой сенатской партии, действующей независимо от Агриппины.

Процесс над Кремуцием Кордом стал первым важным процессом, в котором для вынесения обвинительного приговора было использовано фальшивое обвинение, и в то же время первым, где использовались методы Сеяна. Кремуция судили за то, что он назвал Брута и Кассия последними истинными римлянами. Это было, разумеется, весьма облыжное обвинение, сравнимое с похвалой Робеспьера во время правления Бурбона или похвалой цареубийц при Карле II. Защита настаивала на том, что Август читал его книгу и у него это высказывание не вызвало возражений. Кремуций тем не менее, видя, что ему готовы вынести приговор, добровольно отказался от пищи. Утверждали, что истинной причиной обвинения Кремуция были дела личного свойства. За три года до процесса сгорел театр Помпея, и Тиберий особенно отметил действия Сеяна во время тушения пожара; соответственно во вновь отстроенном здании была поставлена статуя Сеяна. Кремуций по этому поводу отпустил ряд язвительных замечаний, на которые так скоры были члены сенатской партии. Он заметил, что теперь, во всяком случае, он увидел ущерб, нанесенный театру. Однако в защиту Кремуция можно сказать, что даже его друзья отмечали его неосмотрительность.

Суд над Кремуцием показал, что борьба возобновилась.

То, что она возобновилась преднамеренно и не была случайной, показывает другой процесс, последовавший вскоре после этого. Намерение Тиберия удалиться со сцены было с энтузиазмом поддержано Сеяном, и это стремление еще больше усилилось в ходе суда над Вотиеном Монтаном, обвиненным в клевете на государство. Тиберий лично прибыл в суд, чтобы присутствовать на процессе. Среди свидетелей был солдат по имени Эмилий. Свидетельство Эмилия, полное подробностей и твердо подкрепленное, было столь скандальным, что Тиберий пришел в ужас. Он кричал, что без промедления должен сам оправдаться и в том же суде. Его друзья вынуждены были его успокаивать, но и заверения целого собрания его не утешили.

Хотя сами свидетельские показания Эмилия до нас не дошли, нетрудно понять их направленность. Они, должно быть, состояли из обвинений, сохранившихся в соответствующих главах Светония, и, хотя относятся к последнему периоду его пребывания на Капри, есть все основания полагать, что имели гораздо более раннее происхождение и были теми наветами, что начала распространять Юлия и подхватила Агриппина. Если так, чувства Тиберия можно понять. Его реакция была бурной.

Процесс Вотиена имел довольно серьезные последствия. Тиберий нелегко воспринял услышанные утверждения, и если, как передает Тацит, с тех пор он стал более суровым, виной была Агриппина, ибо она более всего пострадала от такой перемены его нрава.