Тиберий. Преемник Августа

С чем бы ни столкнулся Тиберий в своей частной жизни, это мало изменило его как правителя. Могло быть и так, как это бывало и с другими людьми, что своя личная жизнь, надежды, опасения, амбиции и пристрастия, страдания, триумфы гораздо в меньшей степени волновали его, чем официальная жизнь, дело управления, где он более чувствовал себя самим собой. Первая, во всяком случае, сопровождалась сомнениями и нестабильностью, она менялась, варьировалась, ползла и замирала, представляя собой поразительный контраст с уравновешенной и уверенной его личностью как государственного деятеля. Он решительно отказался от титула отца отечества. Столь же решительно оставил он при себе гвардию, всегда готовый столкнуться с непредвиденными обстоятельствами. Через год после составления его завещания случился большой пожар на Авентине в Риме, в котором сильно пострадали бедные кварталы. Этот старик, в интересах империи не колеблясь потопивший в крови своих политических врагов, пришел на помощь пострадавшим. Из своей кропотливо собранной с помощью экономии казны он выделил еще сто миллионов сестерциев.

Довольно любопытно, что, когда пришло время и стало ясно, что дни Тиберия сочтены, были и люди, которые без восторга ожидали его ухода. Мысли, витавшие в наиболее дальновидных умах, высказал Луций Аррунций. Он был одним из обвиняемых на суде, в котором слушалось дело Альбуциллы, жены Сатрия Секунда. Сенат счел суд неудовлетворительным. Представленные на его рассмотрение документы не были рассмотрены и одобрены Тиберием, и сенаторы сомневались в их подлинности. Полагали, что Макрон представил их в обход утверждения Тиберием… Аррунцию это надоело, и он решил освободиться от заключенных в них обвинений. Перед тем как уйти со сцены, он обратился к друзьям. Он выразил свои чувства безнадежности в отношении будущего. Вряд ли можно ожидать лучшего. Он полагал, что Тиберия развратило обладание верховной властью, и вразрез со своим характером он стал тираном. Это, разумеется, его личное мнение. Тиберий, возможно, смотрит на вещи иначе. Однако Аррунций был недалек от истины, заметив, что моральный стресс, испытанный Тиберием, скажется и на Гае. Он предпочитает не испытывать на себе несчастий тех дней, когда кресло Цезаря займет человек худший и более слабый. На это, разумеется, Тиберий мог ответить, что им следовало задуматься об этом раньше.

Аррунций был не так уж не прав, и его слова в определенном смысле стали вердиктом правлению Тиберия со стороны наиболее дальновидных людей в сенате. Они предпочитали следовать прежним курсом и довольствоваться тем, что есть.

Состояние здоровья Тиберия ухудшалось. Он всегда был крепким человеком, не нуждался в лекарях, и даже постепенное физическое угасание, которое стало в нем заметно, не могло отменить умственной энергии, которая всегда была источником его силы. Однако теперь он нуждался в пополнении этой энергии.

В начале 37 г. он отправился в путешествие, влекомый той силой, которая посылает умирающего зверя двигаться, исследуя тот божественный дом, из которого он, предположительно, вышел. Он медленно продвигался по Аппиевой дороге в направлении к Риму. По всей видимости, он и был таким его домом. Однако прорицания говорили иное. Повинуясь неблагоприятным знамениям, он свернул, не достигнув башен и храмов Вечного города — он навсегда отвернулся от него и всего, что с ним связано. Здесь он правил; он, человек Тиберий Клавдий Нерон, обитал здесь как верховный правитель римского мира, правитель почти всего известного человечества, и теперь он обратил лицо в другую сторону. Никогда больше он его не увидит. Если люди бессмертны и душа Тиберия все еще жива, вероятно, его лицо все еще смотрит в сторону Рима.

Он направился в Кампанию. В Астуре он заболел, но быстро поправился и продолжил путешествие в Цирцеи. Он настоял на том, чтобы осмотреть войско, хотя и отрицал тот факт, что это отняло у него много сил. Он направлялся в Мизен. Силы постепенно оставляли его. Они покидали его постепенно, шаг за шагом. До самого конца сохранял он суровое достоинство. Он не поддавался слабости, он сохранял несогласное с ней выражение лица, и, если голова его налилась кровью (хотя и не так, как руки), она, во всяком случае, не клонилась вниз. На вилле Лукулла в Мизене он остановился на отдых. Отдых оказался более долгим, чем он предполагал.

У него не было постоянного врача. Время от времени он пользовался советами Харикла, самого знаменитого врача его дней. Видимо, не случайно Харикл также оказался в Мизене, но Тиберий отказался от осмотра. Харикл хитростью добыл сведения о состоянии его здоровья, которые мог бы получить с помощью осмотра. Покидая Цезаря, врач почтительно взял его за руку и смог уловить пульс. Старик был слишком прозорлив, чтобы его можно было провести. Распознав уловку, он приказал подавать другую перемену блюд и засиделся за столом дольше обычного. Харикл между тем уже знал все, что ему было нужно. Он сообщил Макрону, что старик угасает и ему осталось не более двух дней.