Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

Представления о нескольких веках в истории человечества римляне заимствовали у греков. В поэме Гесиода «Труды и дни» (VIII-VII вв. до Р.Х.) были описаны пять веков: первый — золотой, когда царил Кронос (Сатурн у римлян). Это был счастливейший век. Овидий так писал о нем: «Aurea prima sata est aetas, que vindice nulla!» («Первым посеян был век золотой, не знавший возмездия); сменил его век серебряный, когда не стали люди повиноваться богам на Олимпе, за что Зевс поселил их в подземном сумрачном царстве; третий век — медный, когда люди возлюбили войну, оружие их было выковано из меди и они жестоко уничтожали друг друга; когда этот род сошел в царство теней, Зевс создал век полубогов — героев. Все они погибли в кровопролитных битвах, но за их доблесть и благородство Зевс поселил их на острове блаженных, где живут они беспечальной жизнью. Наконец, пятый век людской — железный, длящийся и ныне. В веке этом богини Совесть и Правосудие покинули людей. Они взлетели на Олимп к бессмертным богам, а людям остались одни тяжкие беды и никакой защиты от зла.

Так вот представляли себе иные римляне положение дел в империи, когда заработал в полную силу закон об оскорблении величия. Справедливо, однако, будет здесь заметить, что «золотой сатурнов век» — это первое десятилетие правления Тиберия. Оно явно для Рима было благополучнее последних лет принципата Августа с его ужасными мятежами, гибелью легионов в Германии, драматическими событиями в самой семье принцепса. Но лучшие дела Тиберия стихотворцы почему-то должным образом не воспели. А вот о нраве его жестоком писали безжалостно. И такой стишок ходил в народе:

«Ты беспощаден, жесток — говорить ли про все остальное?
Пусть я умру, коли мать любит такого сынка».

Ливия Августа, кстати, сына своего любила, хотя он этим скорее тяготился, не испытывая к родительнице особо пылких сыновьих чувств.

Когда пожилой Тиберий стал умерен в вине, это, возможно, совпало с усилением процессов по оскорблению величия, что немедленно отразилось в новом обличительном стишке:

«Он позабыл про вино, охваченный жаждою крови:
Он упивается ей, так же, как раньше вином.

Наконец, один из стишков встраивал Тиберия в ряд великих римских кровопийц, безжалостных к соотечественникам:

Ромул, на Суллу взгляни: не твоим ли он счастлив несчастьем?
Мария, вспомни возврат, Рим потопивший в крови;
Вспомни о том, как Антоний рукой, привыкшей к убийствам,
Ввергнул отчизну в пожар братоубийственных войн.
Скажешь ты: Риму конец! Никто, побывавший в изгнанье,
Не становился царем, крови людской не пролив.

К вопросу, насколько справедливо помещать Тиберия в такой ряд, мы еще вернемся. Пока же постараемся разобраться, какой смысл автор вкладывал в свой стих. Тиберий здесь прямо не назван, но те, кто читал эти строки или слушал их, прекрасно понимали, в кого автор мстит. Ключевое слово здесь — изгнанье. Тиберий ведь его изведал и кровь Агриппы Постума, восходя к власти, пролил.

Потому здесь очевидна попытка выявить некую закономерность: стремятся к власти, проливая потоки крови те, кто в жизни изведал обиды и унижения. Для римлян изгнание — величайшее унижение и жестокое наказание. Тиберию в этом случае припоминали его ссылку на остров Родос при Августе. Особо должно отметить, что люди, достигшие или стремившиеся достичь высшей власти в Риме, проливая потоки крови, именуются царями. «Царь» для римлян понятие совершенно ужасное, и обвинение в стремлении к царскому венцу — самое убийственное в буквальном смысле слова. Обвинив в этом, убили Тиберия Гракха, пусть он и в мыслях не имел ничего подобного, а за действительное стремление к царской власти кинжалы убийц поразили великого Гая Юлия Цезаря. Употребляя слово «царь» — «rex» — автор обличительных стихов, безусловно, хотел показать, что титул принцепс в Риме уже никого не обманывает. Единовластный правитель империи — самый настоящий царь.

Тиберий, демонстрируя в начале своего правления спокойное отношение к такого рода стихотворным выпадам, долго сдерживал себя. Но действие «закона об оскорблении величия», Тиберием окончательно превращенного, по сути, в «закон об оскорблении величества» после смерти Друза в 23 г. нарастало. Тацит, Дион Кассий весьма подробно изложили действие этого печально знаменитого закона. Число процессов увеличивалось, жестокость Тиберия все более и более проявлялась. Общую трагическую картину эволюции правления пожилого принцепса беспощаднее всех, пожалуй, дал Светоний: