Тиберий: третий Цезарь, второй Август…

Здесь Германик очевидно выдавал желаемое за действительное. Да, раненный Арминий отступил, но вражеская армия не была уничтожена, а всего лишь, пусть и понеся немалые потери, отошла от Идиставизо вглубь лесов, где римляне не могли ее преследовать. Земли между Рейном и Эльбой вовсе не были вновь заняты римлянами. Собственно, римляне продвинулись только до Везера и то лишь в северной части его течения. О восстановлении положения, бывшего здесь до Тевтобургской войны, речь близко не шла. Это в свое время прекрасно понял Тиберий. И хотя его военная кампания в Германии 10-11 гг. была не в пример успешней кампании Германика — не было больших побед, но не было поражений и жестоких потерь, — он не пытался восстановить границу на Эльбе, которую сам в свое время победоносно утвердил. Тиберий тогда, стоит об этом напомнить, сумел избежать сколько-либо значительных людских потерь, что и ставил ему особо в заслугу, и справедливо ставил, Веллей Патеркул. Войско же Германика и в этом, казалось бы, успешном походе не избежало жесточайших потерь при возвращении в римские пределы. Обратный путь римского флота по Северному морю стал подлинной катастрофой. Свирепая буря нанесла римлянам урон больший, нежели неприятель на суше. Они вправе были подумать, что бог Нептун за что-то гневен на их полководца, если второй раз подряд им приходиться опасаться водной стихии пуще мечей германцев. Здесь нельзя пройти мимо описания этой бури, данного Тацитом на основании двадцати двух стихов поэта Альбинована Педона, выжившего в этом бедствии. Педон был даровитым поэтом, а не только воином. В свое время он даже входил в круг друзей самого Овидия. Проза Тацита сохранила поэтическую яркость оригинала:

«Сначала спокойствие морской глади нарушалось только движением тысячи кораблей, шедших на веслах или парусами; но вскоре из клубящихся черных туч посыпался град; от налетевших со всех сторон вихрей поднялось беспорядочное волнение: пропала всякая видимость и стало трудно управлять кораблями; перепуганные, не изведавшие превратностей моря воины или мешали морякам в их работе, или, помогая им несвоевременно и неумело, делали бесплодными усилия самых опытных кормчих. Затем и небом, и морем безраздельно завладел южный ветер, который, набравшись силы от влажных земель Германии, ее полноводных рек и проносящегося над нею нескончаемого потока туч и став еще свирепее от стужи близкого севера, подхватил корабли и раскинул их по открытому Океану или повлек к островам, опасным своими отвесными скалами или невидимыми мелями. Лишь с большим трудом удалось немного от них отойти, но, когда прилив сменился отливом, который понес корабли в ту же сторону, куда относил их ветер, стало невозможно держаться на якоре и вычерпывать беспрерывно врывающуюся воду; тогда, чтобы облегчить корабли, протекавшие по бокам и захлестываемые волнами, стали выбрасывать в море лошадей, вьючный скот, снаряжение воинов и даже оружие».^{300}

Германик, чей корабль благополучно приплыл к берегу, узнав о гибели множества кораблей и бывших на них воинов, впал в совершенное отчаяние и готов был даже покончить с собой, бросившись в морскую пучину. Свита удержала его от этого безумия. Придя в себя, Германик попытался сгладить впечатление от гибели тысяч воинов в разбушевавшемся море. Германцы, что незамедлительно стало известно римлянам, ликовали, узнав о мести морской пучины римлянам за их вторжение в их земли. Требовалось немедленно продемонстрировать сохранившуюся мощь против марсов, пусть и выбрав не самого грозного противника.

Громких побед вновь не случилось. Германцы своевременно отступили, так что римская доблесть проявилась в основном в разорении оставленных хаттами и марсами жилищ. Кроме немногочисленных пленных единственным значимым римским трофеем стало возвращение изображения орла одного из погибших легионов Вара. Тем не менее, Германик вновь повел себя как абсолютный победитель и щедро раздал солдатам большие денежные вознаграждения.

Воинский пыл его, однако, не угас. Он был не прочь продолжить войну. Нетрудно догадаться, что Германик сам знал цену своим победным реляциям и понимал, что заканчивать войну должно решительной настоящей победой. Ведь даже бой при Идиставизо не принес ее римлянам, какие бы славные памятные надписи Германик в честь свою и легионов не оставлял.