Во время пребывания во Втором и Третьем Бардо умерший находится в мире майик (мире форм), и если тогда достигается Освобождение, оно имеет форму (рупаван). В этих Бардо умерший находится под влиянием двух начал, так как в это время и в дальнейшем он получает впечатления от двух источников бытия. С одной стороны, это пять дхьяни-будд Самбхогакаи плана Нирваны, символами которых являются различные цвета ослепительной яркости и эманации дхьяни-будд в обликах мирных и гневных богов. И одновременно с этим планом возникают видения шести лока сансары. Эти шесть лока, за исключением одного (если такое утверждение не является искажением текста, где упомянуто сочетание серого или черного цвета преисподней с синим Ваджрасаттвой), имеют такие же цвета, как и их нирванические корреляты, но потускневшие. Упомянуты «яды» этих лока, которые и есть грехи их обитателей. В это время к духу умершего обращаются с наставлением искать Освобождения с помощью сострадательных будд и дэват ( богов) плана Ниозаны и в то же время сторониться лока (сансары). С буддами, дэватами и лока коррелируют некоторые ниданы (причинные связи), скандхи (составные элементы), материальные стихии и их цвета. Эта часть текста, очевидно, испорчена. Нет полного перечня нидан и скандх. Не соблюдается последовательность: виджняна-скандха должна упоминаться первой вместе с Вайрочаной, а нама-рупа — с Ваджрасаттвой. Названы только четыре из пяти стихий. Не упомянут _____, ассоциируемый с Вайрочаной и виджняной. Цвета природных стихий — такие же, как в индуистских тантрах, за исключением зеленого цвета воздуха, символизирующего зависть асуров, в то время как в индуизме воздух ассоциируется с дымчато-серым цветом. Также шесть лока перечислены в последовательности, отличной от общепринятой: сначала должны были бы быть упомянуты лока более высоких ступеней — дэв,—асур и—людей, а затем лока — несчастных духов (прет),—животных и преисподняя. С каждым лока соотносится один из ядов, то есть довлеющий над ним грех, но из этих шести ядов упомянуты только пять. Некоторые из этих искажений текста обнаружил редактор, а другие были выявлены мной после тщательного ознакомления с переводом.
Мирные дэваты присутствуют в шестой и седьмой день, а гневные — начиная с восьмого дня. Последние появляются в устрашающих обликах, описанных в буддийских и индуистских Шакти тантрах, с их бхайравами, бхайрави, дакини, йогини и т.д. В индуизме, где боги также различаются по классам, гневные божества символизируют «разрушительную силу Великого Бога и его эманации», хотя, в действительности, «Бог никогда не разрушает», а возвращает в Себя Вселенную.
Однако сила, разрушающая мир, всегда приводит в ужас тех, кто привязан к миру. Все плохие действия (адхарма) также разрушительны, и, как утверждается в тексте, плохая карма умершего, накопленная в сансаре, отражается на нирваническом плане как образы богов низшего плана Бардо, при виде которых умерший испытывает сильный страх и, пытаясь укрыться от них, спускается все ниже и ниже до состояния, которое в конце концов, приводит его к рождению в одном из лока.
Говорится, что мирные дэваты исходят из сердца, а гневные — из головы. На мой взгляд, это утверждение не следует связывать с учением йоги, называемом «Змеиная Сила», и ее шести центрами, которое кратко изложено редактором во второй главе послесловия. По его мнению, тибетцы применяют эту йогу и преподают ее индийский вариант (но лично я не располагаю этими данными). Я считаю, что сердце и голова упомянуты здесь вовсе не как йогические центры, и, скорее всего, здесь подразумевается тот факт, что мирные божества являются отражением (как и сказано в тексте) чувства любви умершего, исходящего из его сердца.
Позволю себе сделать также замечание относительно использования мантр, о которых редактор рассказывает в третьей главе послесловия. Несомненно, тибетцы используют санскритские мантры, но так как мантры в тибетских книгах часто встречаются в очень искаженном виде, то отсюда следует, что тибетцы не придают большого значения звуковой стороне мантр. О соответствии их теоретических положений о мантpax индуистским я не берусь судить[22]. Индуистская теория, которую я попытался изложить в моих работах (например, в «Garland of Letters» — «Гирлянда из букв»), все еще до конца не изучена и остается, наверное, самой трудной из всех доктрин индуизма. Хотя в тибетском буддизме, возможно, практикуется Мантра-Садхана, она, по-видимому, будет отличаться от индуистской так же, как различаются эти две религии.