Тиф

— Теперь ведь святки, господа, — заметил Заелов, — деревенские девки в зеркало смотрят, воск льют… имена спрашивают у прохожих. А тут вместо красной девицы на буйвола наткнешься или на стаю собак.

— Это хорошо еще, — возразил Вьюшин, — если на буйвола… А если на турок? Вдруг им придет фантазия вылазку да ночное нападение. Вот тебе и будет суженый да ряженый…

— Ну, прощайте, господа! Девять часов, пора и домой, а то застынете… — сказал отец Андрей…

— А мы вас проводим, батюшка…

И вся компания, за исключением Вьюшина, который сослался на усталость, потянулась в дом бека…

В этом доме все было тихо. Только в одном слабо освещенном окне мелькали чьи-то тени. Все вошли в комнату к отцу Андрею.

— Милости просим, — сказал священник, зажигая свечу, — я сейчас пойду распорядиться кое о чем…

Заелов закурил папироску, а Иловлин сел и задумался. Он чувствовал какую-то тяжесть во всем теле, и в голове его беспорядочно пробегали отрывистые мысли: «десять фунтов свечей Порошину», «голова болит», «мир и звезды», «отец Андрей», «кладбище»…

В соседней комнате, где помещался фельдшер и прислуга, кто-то вполголоса, мерно и однообразно рассказывал сказку про несчастного Ивана.

— Пришел он к одному богатому мужику и спрашивает: не наймет ли кто меня на работу? — «Что тебе в год за работу?» — «За три года — полтора гроша…» Удивился хозяин и говорит: «Оставайся». Остался Иван и работал усердно; так три года и миновали. Хозяин и говорит: «На тебе, Иван, что заработал, — полтора гроша». Взял несчастный Иван полтора гроша и пошел куда глаза глядят. Шел, шел; лесом шел; полем шел; аж устал. Устал Иван, и захотелось ему напиться. Видит курган, а на том кургане верба стоит. И говорит он сам себе: «Взойду я на тот курган, потому где верба — там и вода, стало быть…» И взошел только, братцы мои, на курган — и видит глубокий колодец, и в колодце том глубоко, глубоко вода блещет. Как тут быть? Пить хочется, а припаса того, чтобы воду добыть, нет. И сказал себе Иван: «Брошу я эти полтора гроша в колодец. Если хозяин меня рассчитал за труды мои по милости божией, то должны они, гроши те, выскочить назад; а если не рассчитал он меня по милости божией, то гроши так там и останутся…» Бросил он гроши в воду, а они как пошли ко дну, так назад и не возвращались. И решил тогда Иван, что мало он служил своему хозяину, и пошел опять к нему. «Возьми, говорит, опять меня в работники…» А хозяин ухватился за него, потому работник хороший. «Что тебе, говорит, за год?» — «За два года — грош». — «Хорошо, говорит, оставайся». И стал жить Иван опять в работниках. Два года верно служил, грош получил и попрощался. Попрощался и к этому самому колодцу пошел и как кинул он туда грош, так оттуда как плеснуло, так обе дачи и выкинуло. И взял несчастный Иван свои два с половиной гроша и решил, что…

— Вот так-то и нам воздастся, быть может, за всю нашу службу, — перебил отец Андрей… и потом, постучав в перегородку, прибавил: — Эй, господин рассказчик! поставь-ка нам самоварчик, да поживее!..

VIII

Тем временем, как гости отца Андрея расселись, сам хозяин хлопотал около кипящего самовара.

— Значит, опять чай пить будем? — спросил Заелов.

— А что ж? — возразил отец Андрей, — с холоду да с морозу и согреться не мешает. Чай — дело доброе. Я, когда в семинарии обучался, до страсти любил чай: бывало, в компании стаканов десять проглотишь, так что от тебя от самого жаром, как от самовара, пышет; при этом с полсотни сухарей заешь, да и больше бы десяти стаканов выпил, да сахару жаль. Вот ароматные чаи пить не советую, потому от них сон пропадает… Я раз желтого чаю у одного купца напился, да потом такие чудеса видел, что не приведи господи…

— Что ж такое видели?

— А уж и рассказать не сумею… Явления разные и непонятные, и все это кружит, вертит в глазах и присмотреться не дает: словно будто бы хаос…

— Я это все испытал, — заметил Заелов, — от желтого чая действительно одуреть можно ночью…

— А что, батюшка, вы бы пошли один ночью на кладбище? — спросил Иловлин.

— В моем сане непристойно мертвецов беспокоить, а когда я еще в обучении находился, так, что греха таить, случалось. Бегал однажды на могилы и синеватые огни заприметил и в ту пору, стыдно сказать, испугался; а, конечно, эти огни имеют естественное происхождение…

— А в привидения вы верите?

— Религия не допускает суеверия и всякого прочего… а дьявольские наваждения изгоняются крестом и молитвою. Случается во сне неподходящие вещи видеть: это от сомнения, которое имеет происхождение недоброе. Впрочем, сон — то же, что газ: ничего от него не остается.