Тиф

— Поручение давай… У меня этих поручений целая записная книга… Одному Порошину десять фунтов пиленого сахару и десять фунтов свечей. И на кой черт ему столько свечей, когда он в карты не играет и, кроме приказов, ничего по вечерам не читает? Должно быть, есть их будет… Больше всех надавал поручений Леман, немецкая душа; всего понемножку: свечей три фунта, подтяжки (зачем ему подтяжки?), чаю полфунта, монпансье три коробки, сапоги взять у сапожника, четыре лимона, ваксы коробку и так далее… Что с этими лимонами станется, когда их довезу? Я тоже торопиться не буду, а уж покучу в Александрополе — страсть! Там теперь много разных дам наехало… Всех буду уверять, что я Эрзерум взял… Из одной гостиницы в другую, пока все буфеты не выпью… Какому-нибудь подрядчику сделаю неприятность на лице… На всех извозчиках переезжу… А уж отдыхать буду до бесконечности: сначала на одном боку полежу, потом на другом. а потом в баню, в баню!..

— Счастливец!

— Ну, вот, ты опять…

— Кто это счастливец? Покажите мне его! — сказал есаул Заелов, входя в комнату. — А, это вы, господин Вьюшин? С приездом вас!

— А что отец Андрей? — спросил Иловлин. — Обедать пора…

— А он сейчас сюда идет, — сказал есаул, — я только что от него. Опять встретился с женой Гуссейна. Да толку что-то мало… Я, собственно, не особенно ею интересуюсь; это по вашей части, молодые люди; но больше из упорства… И что за проклятая страна! Женщин почти нет, да и эта дрянь, точно волк, все в лес глядит… В конце концов — нехорошо!

— А хороша была ваша турчанка?

— Кажется, неважная… она все внизу шмыгает; там темно, так что и не разглядишь; но, в конце концов, полногрудая и талия тонкая.

— Как вы с ней объяснялись?

— По путеводителю; у меня есть старый турецкий путеводитель, составленный каким-то мудрецом. Там все, что вам необходимо в путешествии, разделено на отделы, например: «в ресторане», «в дороге», «в магазине» и так далее. По всем важным делам можете найти вопросы. Только вот беда: ответов я не понимаю, потому что турецкого языка не знаю… Например, скажешь ей: «совук-дур» (холодно), а что она отвечает, я уж не понимаю; быть может, ей тоже холодно, а может быть, и тепло… Сегодня неудачно; целое ведро помоев мне на сапоги выплеснула.

— А вы не приставайте к замужней женщине, господин есаул, — сказал отец Андрей, входя и расправляя бороду. — Зачем беспорядки у меня заводите?.. А еще степенным прикидываетесь; об отшельниках да столпниках[14] беседуете… не похвально… Всей компании наше почтение!

— Здравствуйте, батюшка, — сказал Вьюшин, — ну, что, у вас в доме много больных?

— Пока, слава господу, было ничего… Человек пятнадцать разными болезнями, больше простудой и на желудок жалуются… А вчера сразу поступило трое, и все теперь в жару находятся. Кажется, сильная лихорадка… а может быть, и тиф.

Никто не ответил на это предположение…

— Будем надеяться, что бог помилует наше селение, и будем мы продолжать проживание в здравии и благоденствии; хотя какое же благоденствие, когда люди в такой печальной стране живут и холодают и все еще не предвидится надежды на скорое окончание войны. Тоже вот насчет питания: уж и мы едим — не ведаем что и как, а нижние чины пшеничное зерно вместо хлеба отваривают… Ведь тяжести в нем сколько? Ведь его, с позволения сказать, слон не переварит. Вот вы изволите в фургоне разъезжать: не поведаете ли нам что-нибудь утешительное?

— А вот интендант линию объезжает и нашел, что запасов по деревням сколько угодно, только пользоваться не умеют… Хочет магазины какие-то учредить. Вот тогда будет не житье, а масленица…

Все уселись обедать, и за столом начали толковать о разных злобах дня.

— Вчера мы одного турка поймали, — сказал Заелов, — который из города пробирался… Говорит, что он из окрестных поселян, а его деревня на трапезондской дороге… Может быть, врет, а может быть, и правду говорит… Если б захотел пройти незаметно, то, конечно, мог бы: валяй вон через те горы ночью, если только не замерзнешь… Судя по его словам, в Эрзеруме дьявольский тиф. Каждый день по несколько сот человек мрет! Это что-то уж на чуму похоже… Во многих домах неубранные покойники валяются: хоронить не успевают… Насильно заставляют хоронить, да и то больше по ночам… Уныние страшное. А зарывают как попало: ковырнут раз, другой заступом, отроют ямку да кое-как землей засыпят, так что, в конце концов, у кого нога из земли торчит, у кого рука… Запах скверный…

— Тьфу ты гадость! — сказал Иловлин, — охота вам эти вещи за обедом рассказывать…

— Пожалуй, и до нас доберется… — заметил Чирков.

— Да уж чего добираться, когда добрался, — сказал Вьюшин, — в некоторых селениях уже такой тиф, что мое почтение… а вы думали что?..

— Одначе все ж не такой, как в городе? — спросил священник.

— Такой ли, не такой, а в Г* каждый день по пятку умирает. Да вот не далее как вчера ротный командир в К* в постель слег, а еще накануне мы с ним в ночное дело ходили…

— Какое дело? Ты-то зачем сунулся?..