Тифлис 1904

– Прямых улик против Козюлькина нет, вы правы. Но как минимум халатность он проявил. «Большая постирочная» действительно существует и опирается на Тифлисское казначейство.

– Из чего это следует? – вскинулся Устрялов. – Опять слова? А где факты?

Лыкову надоело это препирательство, и он обратился к генералу:

– Александр Александрович, хоть этот человек и из МВД, а ведет себя, словно он одного ведомства с мошенниками. Давайте спросим настоящего финансиста, как тот оценивает ситуацию.

– Давайте, – согласился Фрезе. – Николай Александрович, выскажитесь. Прав Лыков насчет вашего Козюлькина?

Султан-Крым-Гирей ответил лаконично:

– Прав.

– А если подробнее?

– Мы начали подозревать, что в казначействе нечисто, с Пасхи. Но Козюлькин прикрывал его, говорил, что все на контроле, он глаз не спускает, нарушений нет. Однако вчера я получил доклад от управляющего Тифлисской казенной палатой Михайлова. Во Владикавказе нашли купоны к облигациям, украденным у фабриканта Дракопуло. Списки с номерами облигаций разосланы по всем финансовым учреждениям Кавказа. И несмотря на это, купоны отыскались в платежах за проведение трамвая! Сумма была перечислена из Тифлисского казначейства.

– Кто опечатывал пачку? – оживился Ковалев. – Вот сейчас и вычислим злодея!

– Не выйдет, прошло уже больше недели. Пачку давно вскрыли, а бандероль выбросили.

– Так-так, – повеселел сыщик. – Значит, след ведет, куда я и говорю. Правильно, ваше превосходительство?

– Увы, – кивнул Султан-Крым-Гирей. – Хоть это и стыдно признавать, господин коллежский советник, но ваши подозрения верны.

– Значит, надо отстранить губернского казначея на время расследования. Прислать нам в помощь ревизию из Петербурга. И накрыть всех.

– Еще раз увы. Козюлькин вчера сел на пароход в Одессе и уплыл в Марсель.

– В Марсель? – поразился Фрезе. – Кто же его отпустил?

– Да вы и отпустили, Александр Александрович, – ответил Султан-Крым-Гирей. – С моего ведома. Мы с вами оба тогда не знали, к чему приведет дознание господина Лыкова. Теперь казначей собирается пить воды в Виши. Вернется через два месяца… Если вообще вернется.

– Мать его так! – выругался Фрезе. – И что теперь делать?

– Арестовать его временного преемника, – предложил полицмейстер. И пояснил сыщику: – Фамилия у него славная: Гонзаго-Павлючинский. А в душе жулик. Он у Козюлькина правая рука. Тот сам-то краденые купюры в пачки вряд ли подкладывает. Технически, так сказать, все наверняка поручено Гонзаге. Вот и надо его накрыть.

– Как же мы это сделаем? – спросил Фрезе. – Поставим возле каждого кассира по солдату? И что это даст?

– Теперь поздно ловить что казначея, что исправляющего его обязанности, – поддержал генерала Трембель. – Вся организация настороже. Операции с подменой бумаг они свернули. Нить оборвана со смертью абрека Чолокова.

– Есть другая нить, – напомнил сыщик. – Казначеев и впрямь не ухватишь: один уплыл, второй лег на дно. Будем ловить рыбку поменьше. Она даст показания на главную акулу. Появятся улики – мы вашего Козюлькина арестуем прямо на водах. Точнее, это сделает французская полиция по нашему запросу. Но нужны факты.

– Алексей Николаевич, вы кого имеете в виду под мелкой рыбешкой? – насупился генерал. – Уж объясните.

– Карл Федорович пусть следит за поляками, у него кое-кто есть под наблюдением.

Трембель кивнул. А сыщик продолжил:

– Мы же с Георгием Самойловичем начнем искать главного тифлисского бандита.

– Безвуглого?

– Да. Ведь он помимо того, что бандит, еще и агент «постирочной». Отвечает за связь с русским уголовным элементом.

Ковалев раздухарился:

– Давно пора взять гадину!

– Тогда и получим те самые факты, которые требует господин Устрялов. Обязательно надо захватить агента живьем. И потом караулить как следует, а то снова проспим.

Фрезе повеселел. Есть еще ниточки!

– Итак, господа, за дело. Все свободны.

Сыщик с полицмейстером вышли вместе.

– Ну что, едем ко мне? – спросил Ковалев.

Алексей Николаевич ответил:

– Давайте завтра начнем, Георгий Самойлович. Сегодня у меня дела до самого вечера, а с утра я в вашем распоряжении.

– Хорошо. Приходите на квартиру к восьми. А я пока подумаю над мерами, которые следует предпринять.

Полицейские расстались, и Лыков вернулся в гостиницу. Он сел сочинять для Плеве большую телеграмму. В ней содержались одна просьба и одно предложение.