Тифлис 1904

В конце концов он не выдержал и приехал к Виктории Павловне во врачебную управу. Фомина-Осипова удивилась и сразу разволновалась:

– Что случилось?

– Извини, ты не можешь отправить сына к отцу сегодня вечером? Вне очереди.

Докторша стала совсем бледной:

– Объясни, что произошло! Тебе угрожает опасность?

– Нет, что ты. Просто соскучился. Давно не виделись.

– Так соскучился, что не мог подождать два дня? Не лги мне, я уже взрослая женщина.

– И в мыслях нет врать. Завтра уезжаю по всему Кавказу: Александрополь, Эривань, Баку… Долго не приеду. А я и без того истосковался.

Виктория Павловна впилась в сыщика глазами. Ах, как трудно обмануть этих женщин! Они чувствуют сердцем, слова тут не помогают. Лыков просто молча смотрел, не отводя взгляда. И Виктория увидела, что хотела. Ведь поняла, все она поняла! Сыщик был в этом уверен. Но прикинулась, будто поверила:

– Хорошо. Жду тебя к девяти. Сумеешь?

– Да. Спасибо.

В ту ночь она любила сыщика, как в последний раз. Разговоры были ни о чем, да и мало было разговоров… Ранним утром Алексей Николаевич вышел на улицу, оглянулся. Знакомый силуэт в окне. Чуть качнулась рука: прощай. Он выпрямил спину и пошел, убеждая себя не бояться. Все началось с его испуга, когда он дал расстрелять молодого парня. Вот теперь нелюди за это ответят.

В десять утра в кассе анонимного общества вовсю кипела работа. Варун-Секрет пересчитывал банкноты и увязывал их в пачки. Банкноты были разного номинала: от пятисотрублевок до четвертных. Отдельно в кожаные сумы укладывали золотые десятки, завернутые в красные кульки[60]. Пересчет и упаковка продолжались с вечера. За это время счетчик не выходил из помещения кассы, ел и спал там и порядком вымотался.

Лыков с Трембелем сидели в кабинете директора-распорядителя и ждали. Питерец уже переоделся в мундир стражника. Скиба бегал туда и обратно, внося в обстановку нервозность. Наконец через сорок минут он пришел и сообщил:

– Закончили.

– Пойдемте взглянем, – предложил статский советник.

Они зашли в кассу. На полу лежало шесть мешков и несколько кожаных сумок.

– Будете пересчитывать? – с сарказмом поинтересовался Варун-Секрет.

– Черт в них ногу сломит, – махнул рукой сыщик. Взял под мышку два мешка и пошел на двор.

Там уже стояла карета государственного казначейства. Четыре могучих коня били копытами. Рядом сгрудились спешенные стражники. Алексей Николаевич подошел к ним и сказал:

– Ребята, я коллежский советник Лыков. А оделся унтер-офицером для конспирации.

– Понятно, ваше высокоблагородие!

– Вы уже знаете, что на нас хотят напасть.

Конвойцы сразу посерьезнели.

– Знаем. А где именно, ваше высокоблагородие?

Лыков оглянулся. Из окна на него смотрел Трембель.

– Место точно неизвестно. Подготовьте оружие и будьте настороже.

Конвойные вынули обоймы, зарядились и поставили винтовки на предохранительный взвод.

– Закуривай пока, – скомандовал питерец. Повернулся к двери и крикнул: – Давайте поживее! Тащите остальное.

Вышел Скиба с кожаной сумкой. Он был бледен, как смерть.

– Все помните? – шепотом спросил Лыков, хотя в этом не было уже никакого смысла.

Максим Вячеславович молча кивнул и полез за портсигаром.

Еще пять минут они стояли и курили, несколько человек, идущих на смерть. Карету давно загрузили, кучер сел на козлы. Уехал Трембель, на прощание пожав им руки. А люди все топтались, словно хотели еще немного оттянуть страшный момент.

– Слушай мою команду, – тихо сказал сыщик. – Как сядете в седло, винтовки сразу в руку. Засада на ближайшем перекрестке, угол с Вокзальной. Спешивайтесь и прячьтесь за коней. С богом!

Все семеро, включая кучера, перекрестились. И двинулись со двора трамвайного общества. Лыков думал: хорошо, что он успел отправить Азвестопуло домой. Конечно, лишний стрелок ему бы сейчас не помешал. И Сергей – храбрый парень – других в одесское сыскное не берут. Но в такое пекло посылать? Только-только коллежский советник нашел себе помощника… Нет, пусть живет. А проверить его под огнем случай еще представится.

Абастуманскую пролетели за пять минут. Улица была пуста. Повезло, что уже июнь. Это самый жаркий месяц в Тифлисе. Все, кто может, уезжают из города, жизнь в нем затихает. Тем меньше окажется случайных жертв, успел подумать Лыков. Нервы у него были на пределе. Сейчас начнется! Такого волнения он не испытывал, наверное, с первого боя на турецкой войне. Постарел коллежский советник, обленился за кабинетной работой, отвык от свиста пуль… Ну так через секунду тебе напомнят.

Карета, окруженная всадниками, подъехала к перекрестку и начала уже сворачивать. Тут из-за угла выскочил городовой и закричал:

– Куда прешь! Там стадо гонят.

И взял ближайшую лошадь за повод.

Откуда здесь пост? Лыков несколько раз проезжал это место, делая рекогносцировку. Никакого поста не видел… Через долю секунды он понял, в чем дело, но помешать уже не успел. «Городовой» выхватил «смит-вессон», вложил ствол в ухо лошади и выстрелил. Та повалилась и стала сучить ногами. Карета была обездвижена.