Тигана

Затем Брандин заговорил снова, голосом более холодным, чем она когда-либо у него слышала, и стал произносить слова, которых никто из них не понимал. Только колдун в долине мог бы их узнать, только он мог бы осознать чудовищность происходящего.

Она увидела, как Брандин шире расставил ноги, чтобы обрести большую устойчивость. А потом она увидела то, что за этим последовало.

– Сейчас! – закричал Эрлейн ди Сенцио. – Вы оба! Выводите остальных! Уходите!

– Они освободились! – крикнул Сертино. – Я ушел! – Он рухнул на землю без сил, словно никогда больше не сможет подняться.

Что-то происходило на соседнем холме. Средь белого дня, под сверкающим солнцем, небо менялось, темнело над тем местом, где стоял Брандин. Что-то – не дым, не свет, какая-то перемена в природе самого воздуха – распространялось от его рук, клубилось, лилось на восток и вниз, обманывало зрение, расплывалось, неестественное, похожее на приговор судьбы.

Эрлейн внезапно повернул голову, и его глаза широко раскрылись от ужаса.

– Сандре, что ты делаешь? – завопил он, лихорадочно вцепляясь в герцога. – Убирайся, дурак! Во имя Эанны, убирайся!

– Еще рано, – ответил Сандре д’Астибар голосом, в котором тоже звучал приговор судьбы.

Их стало еще больше. Еще четверо пришли к нему на помощь. На этот раз не чародеи, это была другая магия Ладони, о которой он раньше даже не знал, которой не понимал. Но это не имело значения. Они были здесь, и на его стороне, пусть и спрятанные от его внутреннего взора, и вместе с ними, со всеми, использовали свою силу для его защиты. Он даже смог перейти в наступление, направить собственную силу против врага.

И враг отступал! Победа все-таки пришла, и надежда, больше, чем надежда, сверкающая дорога триумфа, тропа, политая кровью его врагов, вела прямо отсюда назад, через море, и домой, к тиаре императора.

Он благословит этих чародеев, осыплет их почестями! Сделает их лордами, наделит немыслимой властью, здесь, в колонии, или в Барбадиоре. Где бы они ни пожелали, что бы ни предпочли. И при мысли об этом Альберико почувствовал, как его собственная магия полилась, подобно опьяняющему вину, по жилам, и он послал ее вперед, против игратян и людей Западной Ладони, и его солдаты громко, торжествующе рассмеялись и почувствовали, что их мечи вдруг стали легкими, словно летняя трава.

Он услышал, как они запели старую боевую песнь легионов Империи, завоевавших далекие земли много веков назад. Это происходит опять! Они не просто наемники, они и есть легионы Империи, потому что он – император или станет им. Он уже видел это. Это было здесь, сияло перед ним в ослепительном сверкании дня.

Затем Брандин Игратский встал и подошел к краю холма. Далекая фигура, одиноко стоящая под солнцем на высоком месте. А через мгновение Альберико, который сам был колдуном, почувствовал, так как не мог расслышать, темные, властные слова призыва, произнесенные Брандином, и кровь застыла в его жилах, превратившись в лед зимней ночи.

– Не может быть, – ахнул он громко. – После такого долгого боя! Он не может этого сделать!

Но игратянин смог. Он вызывал все, собирал все силы, каждую последнюю крупицу своей магии, ничего не оставляя про запас. Ничего, даже той силы, которая питала его месть и удерживала его здесь все эти годы. Он опустошал себя, чтобы сотворить колдовство, какого прежде не творил никто.

В отчаянии, все еще до конца не веря в происходящее, Альберико мысленно потянулся к чародеям. Чтобы призвать их собраться, приготовиться. Он кричал им, что их восемь, девять, что они смогут выстоять против этого. Что им только нужно пережить этот момент, и Брандин превратится в ничто, в пустую скорлупу. В шелуху, на недели, месяцы, годы! Он опустошит себя, в нем не останется никакой магической силы.

Их сознание было закрыто от него, отгорожено. Но они еще были здесь, защищались, напрягая силы. О, если Рогатый Бог и Ночная Королева-Всадница еще на его стороне! Если они еще с ним, он еще мог бы…

Но они от него отвернулись. Они не были на его стороне.

Потому что в эту секунду Альберико почувствовал, как чародеи Ладони разорвали связь, растаяли без предупреждения, с ужасающей внезапностью, оставили его нагим и одиноким. На своем холме Брандин вытянул вперед руки, и из них вырвалась сине-серая смерть, темная, обволакивающая, вскипающая пеной в воздухе, она неслась по воздуху через долину по направлению к нему.

А чародеи исчезли! Он остался в одиночестве.

Нет, не совсем. Один человек продолжал держать связь, один из чародеев остался с ним! А потом этот человек раскрылся перед Альберико, как распахивается запертая дверь подземелья, впуская поток света.

Светом была истина. И в это мгновение Альберико Барбадиорский громко вскрикнул от ужаса и бессильной ярости, так как на него, наконец, снизошло озарение, и он понял, слишком поздно, как его погубили и кто его уничтожил.