Тигр и Дракон (СИ)

Совсем тяжко стало. Голова закружилась. В груди запылало. Перед глазами уже заплясали черные точки, и Шэрхан раскинул руки, по полу шаря. Что-нибудь, ну хоть что-нибудь. Как обожгло пальцы, сквозь боль улыбнулся. Носорог сощурился, о причине его веселья гадая, а все одно удар Йиньйиневым чайником по голове пропустил. Маленький чайник, почти пустой, а рожу до пузырей вскипятил. Заревел Носорог, стал пальцами по коже бурлящей царапать. Повалил Шэрхан его на пол, сверху сел, нефритовый стержень из-за пазухи дернул и замахнулся. Нет силы Цзы, а вот обычная сила имеется. Раз ударил, два. Челюсть берег, чтобы говорить смог, а вот глаз не пожалел.

— Говори, кто подослал тебя, тварь.

Страшно Носорог выглядел. От боли не двигался. Но губы окровавленные и чернилами запачканные растянул:

— Никто. Так, поиграться со шлюшкой твоей захотел.

Задрожали руки от ненависти. Волной горячей обдало. Во лбу только и стучало: «Убей, убей».

Снова Шэрхан ударил:

— Врёшь.

— Не вру. Уж больно красивый был. Вот и склонил покувыркаться. Что, если члена нет, то и не человек теперь? А он потом забоялся. Я и придушил.

Злость заколола глаза. В груди заметался клубок яростных ненавидящих змей.

— Врёшь, — рычал Шэрхан в такт ударам. — Врёшь. Врёшь.

Остановился, когда руку поднять больше не мог.

— Давай, — подбодрил Носорог хриплым шёпотом, пузыри пробитым носом пуская. — Немного уж осталось. Шлюшка твоя и то меня лучше драла.

Занес Шэрхан руку, в висок целясь, да по пути остановился. Подначивает, гад. Заврался.

Выдохнул Шэрхан, мозг в порядок приводя.

— Врёшь ты, — сказал спокойнее. — Быстрой смерти захотел. Ну уж нет. Долго тебе еще жить под пыткой. Всю правду расскажешь. Обещано мне, что о рождении своем пожалеешь. Вот этого и дождусь.

Опустил руку. Глаза прикрыл. Почувствовал захват на кисти, резкий рывок, небольшую вибрацию — Носорог нефритовый жезл себе к ране на шее приставил и выстрелил. Больше не двигался.

Отбросил Шэрхан палку и с трупа сполз. Посидел, пока марево в голове не рассеялось, потом взялся за сапоги носорожьи и потянул тушу в коридор, темно-кровавый след за собой оставляя. На стражников быстро наткнулся. Глянули дико, алебарды наставили и, на всякий случай, в тюрьму отвели. Уж как домой к себе туда ходил.

Забрали быстро и с поклонами. Отконвоировали сразу в покои императорские.

Вместо тётки с красной кисточкой в углу обнаружились лекарь и новый начальник стражи. Под внимательным взглядом чёрных глаз лекарь обработал вонючей мазью Шэрхановы ссадины, а новый начальник стражи допросил. Вскоре оба удалились.

Император подошел ближе:

— Лучше?

Не про ссадины спрашивал, так что Шэрхан не про них и ответил:

— Пожалуй.

Император оглядел Шэрханову окровавленную курту и со своего плеча плащ теплый отдал. В платье простом сером остался.

— Тогда идём.

Повел тёмными пустыми коридорами. Пятеро слуг фонарями путь освещали, двадцать стражников неотступно следовали. Скоро вышли в сад, сапогами по мокрому снегу хлюпая. Морозно, а Шэрхану не холодно. Защищал плащ, теплом императора согревая. Знакомый уже запах был.

Далеко зашли, туда, где Йиньйинь часами на морозе простаивал, про картины свои думая. Теперь же меж деревьев примостился резной каменный алтарь. Распахнул император дверцы, а внутри — черная статуя дракона и дощечка деревянная с красными иероглифами. Вихлясто было написано, Шэрхан только имя и разобрал.

Сглотнул комок в горле:

— Читаю по-вашему плохо.

— «Дин Чиа. Прекрасен был душой и верен сердцем. Чист помыслами и делами. Будь милостив к нему, подземный властитель, ибо живые помнят о нем только хорошее».

С подноса, протянутого одним из фонарщиков, император взял две ароматические палочки. Одну протянул Шэрхану, вторую поджёг от специальной лампады и вставил в подставку на алтаре. Шэрхан сделал то же. Странно было на душе. И тяжко, хоть в колодце топись, и легко, будто все бренное откинул.

Витой дымок от палочек зазмеился в темное небо, и император поднял голову, провожая его.

— Я и вправду ничего не знаю ни о дружбе, ни о любви. Только то, что ты показал. Не хочу этого лишиться. — Повернулся и в глаза посмотрел: — Дай еще шанс.

Шэрхан сжал крепче полы плаща. Холодно стало так, что пальцев не чувствовал. Дернул плечами:

— Бери.

Пять дней всего осталось до главного праздника. К побегу сумку уже собрал. Отчего же напоследок не расщедриться?

15