Повел император бёдрами. Вошёл медленно, давая возможность привыкнуть и отдышаться. Полностью погрузился и замер, будто двинуться боялся. Да Шэрхану тоже не до танцев было. Давно не было члена, слегка отвык. Но даже при этом томном болезненно-приятном чувстве задница распутная ликовала. Требовала ещё. Рвалась в бой, словно грёбаный доблестный воин.
— Двигайся.
Послушался император. Стал толкаться внутрь, сначала тихонько, а потом с размахом. Да не просто так, пальцем в небо, а по-умному, место правильное искал. А как рыкнул Шэрхан от вспышки, весь позвоночник взбодрившей, так туда удары и целил.
Да вдруг взял и выдернул. Подождал, остывая — губы в линию, желваки ходят, брови на переносице сошлись — и медленно вернулся. Двинулся — и снова замер, дыша как медведь. А вот пить меньше надо было, на дольше бы хватило. Где обещанная сотня толчков? Шэрхан не пожалел, еще и сжался как следует. В назидание.
Император вскрикнул и зажмурился. Осознав, что битву с оргазмом проиграет, положил руку на член, но Шэрхан запястье перехватил. В удивлённо распахнувшиеся глаза сказал:
— Рано мне еще кончать, а тебе в самый раз.
Жарко посмотрел император и с поцелуем прильнул. Не столько целовал, сколько прикусывал. А потом уткнулся в висок и стал долбиться с такой силой, будто к полу пытался пригвоздить. Кончил со стоном. Придавил тяжёлым потным телом и затих.
Подождал Шэрхан для приличия, сколько смог, и из-под императора вывернулся. Бедра сзади оседлал. Волосы спутавшиеся со спины смахнул.
И не помнил уже, когда у кого-то первым был. Так, по-молодости разве. Да ведь идиот неопытный — саблей много махал, а как правильно бить не знал. Теперь же хотелось сделать по уму, чтобы кое-кто не пожалел.
Поначалу просто гладил — по спине, плечам, бёдрам. Лопатки целовал, шею вылизывал. Наконец лег, накрыл собой, как одеялом, членом в тёплую ложбинку вжался. К уху склонился.
— Позволишь? Яо…
Этого ждал. Чтобы первое безумство и водка уже отступили. Чтобы головой решался, не членом.
И секунды Яо не сомневался.
— Позволяю.
Съехал Шэрхан по ногам и в хризантему губами зарылся. Вылизывал на совесть, пока дыхание сверху не участилось, пока зажиматься Яо не перестал. Тогда маслом щедро полил и пальцы в дело пустил. Эта ласка девственному цветку оказалась знакомой.
Так и не вынимая пальцев, Шэрхан поднялся, чтобы усмехнуться в ухо:
— Никого не пускал, а расслабляться умеешь. Сам себя ублажал? — Помолчал и добавил: — Обо мне думал?
Яо застонал, ухо раскраснелось.
— Не мучай.
— Да как же, ты меня уже во всех позах в записках поимел, а я, значит, не мучай? Я за справедливость. — Добавил масла, ещё пальцами повозил. Потом книжка вспомнилась и сказал серьёзно: — Ты скажи, если как-то по-особому хочешь, — там же чего только не было.
Тихий голос у Яо, хриплый:
— Просто возьми.
Застучало сердце от слов, напрягся член, и без того столбом стоящий. Пальцы дрожали, пока головку приставлял.
Снова книжка вспомнилась. И его, Шэрханова, задница, императорской фантазией каждую неделю паханная. По полночи ведь расписывал, как вертел его. Теперь молчит, небось?
Пришло время расплаты.
— Начал варвар с погружения — медленного, но необратимого, словно тяжелый камень, в воду брошенный.
Помолчал, давая возможность Яо сказать ему заткнуться, но из подушки кроме хриплого дыхания ничего не прозвучало. Тогда и в самом деле начал погружаться.
— Впустила тайная комната с жадностью, стенки, маслом умащенные, расступились охотно. Лежал дракон покорно, позволяя варвару вонзить копье до предела.
Молчал Яо, подушку в кулаках сжимая. Шэрхан дал время, потерпел. Когда бедра под ним качнулись, продолжил.
— Использовал варвар толчки неспешные и глубокие, подобно большой парусной лодке, храбро встречающей бурю… А потом стал толкаться легко и мелко, словно стая чаек, играющих с волной…
Тесно и жарко было до безумия, поэтому говорил больше, чем делал. Яо сейчас и этого хватит, а Шэрхану одного взгляда на волосы чёрные, одного вдоха запаха знакомого, одного звука дыхания хриплого достаточно. Полгода мечтать — это любого в скорострела превратит. Какой бред нёс, отчета мало себе давал, память из книжки подсказывала — тело выполняло.
— …перешёл варвар на удары медленные и короткие, словно фермер, готовящий землю для посадки… А вслед затолкался быстро, как испуганная мышь бросается в нору…
Трудно стало говорить, еле дыхания хватало. Из последних сил держался. Яо под ним дышал шумно, в такт движениям. Когда Шэрхан руку под бедра его запустил и за член схватил, захрипел и забился.
— Задвигался варвар стремительно, резко вниз, будто толча нефритовым пестиком в медицинской ступке… выгнулся под ним дракон, готов был изрыгнуть магический поток… и вместе… они…
Больше сказать ничего не вышло. Да и не услышал бы Яо. Так стонут, когда последний барьер разрушен, когда накрыло с головой, оглушило, ослепило и имя заставило забыть. Когда жизнь обновляется. Когда себя настоящего чувствуешь.
От этих стонов снесло тюрбан окончательно. Выдернул Шэрхан член и еле успел головку сжать, как продрало. Словно тряпку мокрую выжало.