Так было хорошо, что поначалу только и подставлялся, забыв, что и у самого руки есть. Наконец вспомнил, приложил ладони по обе стороны лица и мягко повел. Поддался император не сразу, сначала все пытался пережать, но наконец отпустил, расслабился, вторил Шэрханову темпу. А потом и вовсе застонал. Губы оторвал. Лбом в лоб уперся — в поту был.
— Теперь что? — тихо спросил Шэрхан.
Император подышал тяжело.
— Ты скажи.
Так, значит. Да только двое в эту игру играть могут. Есть еще время для решения.
— Раздень меня.
Глянул император на Шэрхановы завязки, будто на чудовища невиданные. И себя-то, поди, не раздевал никогда, что уж о других говорить. Ну, все когда-то в первый раз случается.
Дрожали пальцы длинные, пока император с завязками на платье да на курте сражался. Хмурился, губы сжимал, выражение имел до невозможности серьёзное, а когда одежду с плеч потянул, засопел, задышал, румянцем клубничным покрылся. Так-то. Приятнее ведь самому до вкусного добираться.
Посмотрел император на Шэрхана и вправду, будто на тофу в сахарном сиропе. Как завороженный очертил плечи, пробежался по ключицам, провел прохладными пальцами по волоскам на груди. Поднялся по шее и в волосы зарылся. Прижался, носом ухо приятно щекоча.
— Демон ты. Небесами в мучение мне послан.
Разобрало его пойло. На трезвую голову такого бы не сказал.
— А ты на небеса-то не греши. Своей рукой бумажки подписывал, сам решение принимал.
Закивал император:
— Сам. Все сам.
— То-то же.
Поцеловал император в мочку, прошептал:
— Теперь ты меня раздень.
И так уже руки чесались. Расстегнул Шэрхан пояс золотой, потянул завязки, сбросил с плеч одёжки тяжелые. Только не остановился, нагнулся и штаны вниз потянул. Одними рассказами сыт не будешь, пора и реальному Шэрхану на флейте бамбуковой сыграть.
Дрогнул плоский живот, задержал император дыхание. Предстал во всем своём великолепии нефритовый стержень. Вот такого и хотелось, гордого и красивого, от желания каменного и почти багрового.
Провел Шэрхан рукой по бархатной горячей коже, сжал в кулаке ствол, бусинку солёную слизнул. Прижал пару влажных поцелуев, а потом насадился до горла. Вверх губами провел, и снова вниз.
Выдохнул император со стоном. В глазах безумие колыхалось.
— Наконец-то ты мне челом бьешь. Я уж думал, не дождусь.
Шэрхан так с членом во рту и заржал. Подавился, закашлялся. Все еще смеясь, отер губы и посмотрел нагло снизу вверх:
— Считай.
Обхватил под головкой губами и дернул вверх. Глянул с вызовом.
Император сглотнул:
— Раз.
Шэрхан прошёлся языком по всей длине вниз и обратно.
— Два.
Шэрхан медленно насадился, замер, а ладонью драконьи яйца обхватил. Погладил нежно и отпустил. Несколько раз мелко ткнул в горло членом, а потом с причмоком сдернулся.
Хриплым стал голос императора:
— Три.
Сложив губы тугим кольцом, Шэрхан опустился, зарылся носом в короткие волосы в паху, а пальцем пробежался дальше, по гладкой жаркой коже до самого входа. Император над ним шумно втянул воздух и было дернулся, да Шэрхан быстро задвигал головой.
— Четыре. Пять. Шесть.
Снялся Шэрхан. В глаза, чёрной похотью подернутые, посмотрел и демонстративно палец облизал. Снова член заглотнул. Неглубоко. Губами под головкой игрался, а сам рукой вниз проник. Никуда не рвался, просто приласкал складочки, слюной смочил, подушечкой пальца пригладил. Задрожал император, сжался, и Шэрхан намек понял. Руку убрал, голову вниз опустил и несколько раз от души вбился.
— Семь. Восемь. Девять…
Потянулся Шэрхан вверх, схватил императора за затылок и себе в губы впечатал. Целовал жадно, грубо. Ждать уже не было сил, страсти-то не река, а целый океан подкопился. Оторвался. Сделал несколько вдохов.
— Доволен?
Император потерся влажным членом о бедро:
— Всегда бы так.
— Всегда челюсть отвалится.
Откинулся Шэрхан на подушки. Руки за голову заложил и ноги раздвинул.
— Давай, делай, что умеешь.
Император помедлил. В глазах не пойми что — то ли облегчение, то ли досада. Но Шэрхановы штаны спускал уже без сомнений. Замер, разглядывая. А потом лбом к паху прижался. Прошептал что-то — с членом, что ли, разговаривал? — и стал облизывать. Коротко и резко, дразня, возбуждая. То вверх по стволу, то вокруг головки. После каждого такого поцелуя хотелось еще, чтобы сильнее и глубже — но милости не было. От пытки хоть вой. Ноги сами собой сильнее разошлись, бедра навстречу томящим губам двинулись, и в этот момент внутрь проник влажный палец.
Шэрхан выгнул спину. Хорошо-то как…
Хозяйничал палец умело, двигался, будто маня поближе, и Шэрхан слушался, как змея факира. От сумасшедшего удовольствия млея, он с лёгкостью впустил в себя и два пальца, и три, но вскоре и этого стало мало.
— Давай уже, не могу больше.
Запахло маслом цветочным вкусно. Скользкие пальцы ткнулись внутрь, смазывая сильнее. Теплый член лег между половинками. Император навис, щекоча грудь длинными волосами.
— Позволишь?
Шэрхан разлепил глаза. Провел рукой по широкой почти безволосой груди.
— Позволяю.