Тигр и Дракон (СИ)

Мир, в тысячу красок, доселе невидимых, раскрашенный.

Асуров, к стенам Джагоррата подступающих.

Терракотовую армию, по дороге пыльной от второго портала вышагивающую.

И Яо увидел, на троне сидящего. Воздух вокруг тела смертельно-зеленый, кожа серая, глаза запавшие, по лицу кровь бежит. А над головой, в темечко жадными жвалами впившись, возвышалась огромная чёрная сколопендра.

20

Заклокотало что-то в горле, взвился внутри вихрь адреналиновый. Вывернулся Шэрхан из клещей солдатских и прыгнул. На секунду показалось, что вместо ног и рук — лапы, будто хвост позади бешено бьётся, будто пасть клыками щерится. Прыгнул хищно, Яо с ног сбивая. Впился клыками Сколопендре в членистое тело, хитиновый слой с хрустом прокусывая. Желваки ослабли, брызгая кровь и слизь по тронному залу, а Шэрхан держал, оттаскивая многоногую тушу. Она сопротивлялась и клацала конечностями по полу, но тщетно. Больно зол был Шэрхан. Размахнувшись, шабаркнул её об стену.

Зашатало его, на пол бросило. Поблекли краски, но и рябь из глаз ушла. Снова мир прежним стал. В углу — не чудище членистоногое, а старушка в золотом сари сгорбившись лежит.

— Ты, — просипел Шэрхан, к ней бросаясь. — Всё ты.

— Я, Шэрхан-джан, — кивнула она слабо.

Ах ты, грымза старая. Ведьма. Убить тебя мало.

— Это ты меня в Тян-Цзы продать Пракашке нашептала.

— Я. Думала, ломать тебя палкоед будет. Кто ж знал, что в шахматы будете вместо этого играть? Что влюбитесь друг в друга, как два идиота?

Из последних сил Шэрхан держался. Охота было на куски порвать.

— И тогда решила князей против него настроить?

— Решила. Подумала, раз он тебя не вызверил, то хоть смерть его заставит тебя внутрь-то поглядеть.

— А не удалось — в голову ему залезла?

— Залезла. Знала, его предательство как ничто добьет. И не прогадала. Никто ведь кроме тебя, Шэрхан-джан, не смог этого сделать. Пыталась я все эти годы, но не сыскала такого сильного, такого честного, такого…

— Братья? — взвыл Шэрхан. — Ты и их сгубила?

— Ну попробовать-то стоило. Затем ведь премудрый Шу мне жизнь дал. Еще немного — и распался бы Джагоррат на племена, из памяти бы стерся или под асурами бы пал. Каждого из принцев пыталась пробудить, да слабы оказались, без души такой…

— Тварь ты. Ненавижу тебя.

— Ну и хорошо. Хочешь — убей. Мое дело сделано.

— Какой кровью…

— Меньшей, чем если бы с асурами дрались. — Сколопендра улыбнулась дрожащим мятыми губами. — Ежели убивать будешь — поторопись, Шэрхан-джан. Тебе еще Ракшнагару убедить теперь надо. Совсем ведь уже под стенами. А там и князь тян-цзынский подоспеет. Обещал, подлец, только у себя амулет использовать, а вот ведь, на пряности да на камни драгоценные наши позарился. Без асуров не победить.

Шэрхан ощутил, как зубы оголяются, руки к шее морщинистой тянутся, рев из груди рвётся…

Ударил кулаком в пол рядом с седой косой.

— Убирайся отсюда, чтобы духу твоего в Джагоррате не было!

Хотел встать, да почувствовал, как проходит по спине стержень нефритовый, боль вытягивая. Обернулся, но чёрные глаза не встретил: молча вылечив его, Яо пошел к Багирке. Жив еще, значит, друг. Выживет.

Шэрхан бросился вперед, помогая, но Яо оттолкнул.

— Иди, — сказал хрипло, — там ты важнее.

Воздух заполнился протяжным смертно-горьким стоном асурских боевых труб.

Вскочил Шэрхан, крикнул на бегу:

— Прикажи привезти Джаджи к воротам!

Только бы успеть.

Спотыкаясь, рванул из дворца. Взобрался по ближайшей лестнице на стену и мимо лучников к воротам побежал. Никогда так не бегал. Казалось, еще немного и взлетит. Или колени поломает.

Вломился в башню и вдаль вгляделся, на море бирюзовое вдалеке. Выцепил среди фигур шестируких ту, что на самом пестром боевом слоне восседала, и в неё вперился. Только обычные глаза закрыл. Снова позволил ряби сознание омыть, ощущение покоя возвращая.

Да какой уж тут покой? Сердце грудную клетку проламывает, в ушах кровь гремит, веко дёргается. Один раз попробовал, другой — ничего не вышло. Сдавшись, открыл обычные глаза, судорожно шаря по горизонту. Снова трубы взвились, все кишки своим протяжным стоном вытягивая. В ответ на них рьяно загрохотали джагорратские барабаны, бешеным ритмом стену под ногами сотрясая. Шэрхан впился пальцами в камень. Ещё минута, ещё секунда — и начнётся безумие.

Сзади подала голос Джаджи. Привел, значит, Яо. Вылечил и привёл. Если в бой — нельзя мешкать. Впрыгнуть в седло за Багиркой — и вперед. И драться до смерти. А там будь что будет. Шэрхан схватился за эфес тальвара, пальцы сжал… и отпустил.

Нет уж. Хватит на авось. Нельзя. Сколько людей полегло, чтобы он головой управлять научился? Неужто все зря?

Закрыл снова глаза, на самую кромку стены забрался и, ноги скрестив, сел.

Оммммм…

Задышал мерно сквозь одышку, резь в груди отсекая. Разжал пальцы, опустил плечи, отпустил мысли.

Сначала исчез рёв труб и гул барабанов. Наступила ватная тишина. Потом ушёл из ноздрей запах слоновьего пота, едкость порошка, свежесть мокрой земли. Последними ушли ощущения своего тела — боль, терзания, страх. Остался покой. Осталось осознание.