Тигр на свободе

— Ладно, в любое время. С тобой всегда весело. Если увидишь кого-нибудь из старых друзей, передавай от меня привет. Ты пойдешь на ежегодную встречу?

— Возможно.

— Постарайся. Терри Аткинс и Боб Шифер не смогут быть. Терри усмиряет беспорядки в Гондурасе, а Боб заработал рану во время охоты за шайкой контрабандистов в Лос-Анджелесе.

— Я слышал об этом.

— Да, полицейским несладко приходится. Мне на всю жизнь хватило гастролей в секретной службе во время войны. У меня слишком слабые нервы.

— А у кого они крепкие?

— У тебя, например, — ответил он, усмехнувшись. — Ну, пока, до встречи.

Вилли ушел, а я остался сидеть, пока не докурил сигарету. Потом погасил окурок и встал.

Судя по костюмам и дорогим сигарам, оба пожилых мужчины, сидевшие за столиком с Эдин Кен, были важными персонами. Они держали себя с уверенностью и достоинством, что дается лишь ощущением власти. Когда я подошел к их столику, они толковали об общем рынке и биржевых новостях. В уголках их глаз таилось предвкушение удовольствия: они ждали, что меня сейчас отошьют. Я сказал:

— Привет, Рондина!

Глава 2

Она с честью выдержала этот удар. Ее улыбка осталась невозмутимой. Мужчины обменялись вопросительными взглядами, и я объяснил:

— Старое прозвище.

Она пожала мне руку. Ее глаза блестели как волшебные озера. Глядя на нее, я понял, почему мужчины так сходили по ней с ума. Она была настоящей женщиной — зрелой и соблазнительной.

— Давно не виделись, дорогая, — сказал я и представился мужчинам: — Тайгер Мэнн[1]. Забавное имя, но вину за это несет мой отец.

Одного из них звали Бертон Селвик, а другого — Винсент Харли Кейз. Оба были членами британской делегации при ООН, у обоих были прекрасные манеры. Они пригласили меня присесть за их столик. Педро принес мне стул, стакан с виски, и мы выпили за здоровье Рондины.

Селвик предложил мне сигарету. Я отказался и вытряс из пачки свою.

— Вы занимаетесь политикой? — У него был тщательно отработанный голос выпускника Оксфордского университета, в котором, однако, иногда слышались повелительные нотки, приобретенные на Даунинг-стрит.

Поверх пламени спички я взглянул на Рондину. Она сидела, наклонившись вперед, и с чуть заметной улыбкой поглядывала на огонек своей сигареты.

— Нет, не политикой. Но это можно назвать международными отношениями.

— Понимаю.

Он ничего не понял, это была простая вежливость.

— А как твои дела, дорогая?

— Хорошо, мистер Мэнн.

— Раньше я был для тебя просто Тайгером. — Ее улыбка была по-прежнему спокойной.

— Хорошо, пусть будет Тайгер. А ваши дела?

— Неплохо. Меня удивила наша встреча.

Она сделала небрежный жест.

— Земля вертится, время идет. Нужно жить и забывать.

— Все забывать? — спросил я.

Ее глаза блестели. Я попытался вспомнить, как она выглядела в последний раз в той маленькой комнатке в Гамбурге. Британская авиация бомбила город, и через две минуты сюда должен был ворваться Кол Хагерти и разнести в клочья это шпионское гнездо… но Рондина опередила Кола: она хорошо знала все женские хитрости. Нелегко стрелять в красивую обнаженную женщину. Кол засмотрелся и не заметил «люгера» в ее руке.

Винсент Кейз бросил взгляд на часы и погасил сигару в пепельнице.

— Ну, я думаю, нам лучше оставить вас наедине с воспоминаниями. Мы еще заглянем в бюро, но все заседания перенесены на следующую неделю, так что вы можете остаться, дорогая. Мистер Мэнн был очень рад познакомиться.

У него чувствовался легкий шотландский акцент.

— Что касается меня, — сказал Бертон Селвик, — мой день закончен. В пятьдесят быстро устаешь, а если еще к тому же побаливает желудок, то лучше всего поспешить к грелке и домашним туфлям.

Рондина с участием посмотрела на него.

— Вы плохо себя чувствуете?

— Как обычно. Просто переработал. Слишком много бессонных ночей, слишком много ответственности. Я рад, что меня скоро заменят.

— Может, вызвать врача? — Тот с улыбкой отмахнулся.

— Он не скажет ничего нового. Возраст, дорогая. Но не беспокойтесь, несколько таблеток, пара массажей, и я опять буду в форме.

Мы пожали друг другу руки на прощание.

— Рад был познакомиться, — сказал я и проводил обоих мужчин взглядом.

Потом вынул из золотого портсигара Рондины сигарету.

— Тайгер, — нежно сказала она.

— Да, дорогая, — так же нежно ответил я. — А теперь должен сообщить, что твоя песенка спета: я убью тебя.

Она выпустила облачко дыма, бесстрашно посмотрела мне в глаза. Страх всегда был чужд ей. Она могла быть суровой и нежной, но никогда не бывала слабой.

— Я всегда задавала себе вопрос, когда настанет этот момент?

— Вот он и наступил, дорогая.

— Я понимаю. Можно объяснить тебе?..

— Нет.

— Как ты собираешься меня убить?

— Еще не знаю, — ответил я. — Вероятно, застрелю.

— Почему?

Я усмехнулся, предвкушая мгновение, о котором мечтал все двадцать лет.