Тигр скал

— Пусть кто-нибудь из вас заберется наверх, рас­шатайте столп, как следует расшатайте! — поддержал Тамби и Иесав. Потом поглядел вслед тем, кто бежал за Гуа, и завопил: — Давай-давай-давай! Еще немнож­ко, еще — и крест наш!..

Смекнув, что его вот-вот догонят, Гуа схитрил — вильнул в сторону и побежал к дому Гварлиани, откуда было рукой подать до заброшенной башни Барлиани. Туда он и кинул свой трофей.

Крест, спланировав, опустился на крышу башни, но вход в нее был заложен, а это означало, что крест там и останется.

Теперь гости со всем пылом принялись раскачивать натлисвети. Надо было овладеть хотя бы столпом  и увезти его с собой. Лагамцы старались им  всячески мешать.   Они   пытались  пробиться   к  столпу,   но   сэт-местийцы превосходили их численно, а это сейчас было решающим.  Вскоре  натлисвети  под ликующие  крики был  повергнут.   Его  поволокли  через  улицы  Лагами на ларельские нивы.

***

На следующий день грузинские альпинисты вместе со всеми вышли на трассу. «Охотники-сваны в столет­нем возрасте преследовали туров по скалистым кручам, — думал Михаил, — у них и колени были крепкие, и зрение зоркое, и рука сильная».

Пройдено почти полстены, пройдено хорошо, но не-обходима большая скорость, необходимы секунды. Эти секунды он должен вырвать у скал, вырвать во что бы то ни стало. Он слышит снизу крики болельщиков: «Миша, бери вправо! Вправо бери!..»

Но нет, он идет по прямой. Почти слившись со скалой, продвигается прямо вверх. Вот уже некуда поставить ногу... Уже обеими ногами он повис в воздухе, повис на руках на выступе скалы. Пальцы впились в скалу, они ищут опору, трещину, выбоину...

Снизу кричат в отчаянии, душераздирающе:

«Миша, вправо! Вправо забирай!..»

Нет, он все же поднялся прямо, потом начал спуск и пришел к финишу, выиграв две минуты! На тот кар­низ никто бы не взобрался. Тот карниз стоил двух минут.

Вскоре все закончилось. Словно шторм на море улегся — так, волна за волной, спало возбуждение и участников, и судей, и зрителей. И как оно там ни выло, все смирились и примирились со своей судьбой: кто торжествовал победу,  кто переживал горечь поражения.

...Михаил признательным взглядом окинул склоны Крестовой, ее вершину, подарившую ему победу, блистательную победу.

Над   вершиной в голубизне неба парил орел — описывал круг почета в честь победителя.

...Во двор  церкви  вошли  молодые парни.  Почтительно   приветствовали   старших,   потом   устремились к серому гранитному камню саджилдао, формой напоминавшему  винный   кувшин.   Он  лежал  здесь с незапамятных времен, и никто не знал, человек ли вытесал этот «кувшин», или природа. Юноши, состязаясь в силе,  брались  пальцами   за   горловину  «кувшина» и старались приподнять его кверху. Никто не видел, и никто не помнил, и не рассказывали такого, чтобы кто-нибудь поднял его над головой,— не родился еще такой голиаф. Рекорд установил чемпион республики по грузинской борьбе Ноэ Палиани. Он поднял саджилдао на уровень плеч. Соревновались и в метании камней. Одним словом, здесь можно было показать свою силу и мужество. А лагамцы высоко ценили эти качества, притом были беспристрастными и строгими судьями.

До чего увлекали нас эти состязания! В лунные вечера мы забывали о времени и до полуночи поднимали саджилдао, метали камни — кто дальше. Побежденные с нетерпением ожидали следующего свободного дня, чтобы на этот раз одержать победу. В свободные дни обсуждались общие дела, принимались важные реше­ния, проводились соревнования. Соревновались в вер­ховой езде, в беге, в лазаний на вертикальный столб, в стрельбе из ружей, в метании камней, а зимой — снежков, поднимали саджилдао, переплывали и пере­ходили вброд реку.

Поднимать саджилдао было одним из самых люби­мых состязаний.  Помню,  на второй день после того, у меня всегда болели мышцы, особенно мышцы рук.

...Когда меня спрашивают, как я удерживаюсь, повиснув над пропастью на одном пальце, в памяти моей в первую очередь всплывает картина — церковный двор, серый камень саджилдао, и мы, ребята нашей деревни, соревнуемся, поднимая эту глыбу... Счастли­вые, беззаботные дни. Наверное, я и мои товарищи порядком натренировали тогда свои руки... И многое другое вспоминается из детства — то, что оставило след на всю жизнь...

На второй день Минаан вернулся, принес из пещеры Антона трут и огниво.

— Дедушка Антон обрадуется,— сказал Бесарион.— Знаешь, когда он их там оставил? Э-э, он и сам не помнит, сколько лет назад это было, в пору его юности.

— Антон обнаружил пещеру, что ли?

— Да, случайно набрел. Пещера хорошая, только ночевать в ней нехорошо. Ты ведь убедился в этом?

Не хотелось Михаилу признаваться, но разве он обманет отца? Нет, конечно, расскажет все, как было.

— Да, правда. Я порядком перетрусил, черт знает что мерещилось, и крик какой-то, вопль страшный слыхал. Может, такой же, как Бекну и Габриэл на Тэтнулде слышали. Но наверняка сказать все же не могу — действительно ли слышал или чудилось...