Тигр, светло горящий

Она подошла к закрытой двери и, прежде чем открыть ее и проскользнуть внутрь, постучалась и дождалась разрешения.

Глава четвертая

Когда дверь снова открылась, в ней появился сам мистер Блейк.

— Здравствуйте, дети, — сказал он. — Кейт говорит, что вы хотите увидеть мои песни.

— Да, сэр, — в один голос ответили Магги и Джем.

— Что ж, это хорошо — дети понимают их лучше кого-либо другого. Слушайте:

И, раскрыв свою тетрадь,
Сел писать я для того,
Чтобы детям передать
Радость сердца моего!^[33]

Он повел их в комнату, где стоял печатный станок, подошел к полке, открыл коробку и вытащил оттуда книгу, размером не больше ладони, переплетенную в коричневатую бумагу.

— Ну вот, — сказал он, кладя книжку на стол перед окном. — Смотрите.

Джем и Магги встали бок о бок у стола, но никто из них не осмелился прикоснуться к книге — даже Магги, невзирая на всю свою развязность. И потом, никто из них особо и не умел обращаться с книгами. Анна Келлавей, когда вышла замуж, получила в подарок от родителей молитвенник, но была единственным членом семьи, который пользовался этой книгой в церкви. У родителей Магги никогда не было ни одной книги, кроме тех, что покупал и продавал Дик Баттерфилд, а Бет вообще не умела читать, хотя ей и нравилось, когда муж зачитывал ей выдержки из старых газет, которые приносил из паба.

— Вы разве не хотите посмотреть книгу? — удивился мистер Блейк. — Давай, мой мальчик, открой ее. На любой странице.

Джем протянул руку и неловко поднял книгу, открыв ее на одной из страниц близко к началу. Слева на развороте была картинка, изображающая большой бордово-сиреневый цветок, а в его изгибающихся лепестках сидела женщина в желтом платье с ребенком на коленях. Рядом с ними стояла девушка в синем платье, и у нее, как показалось Магги, из плеч росли крылья, похожие на крылья бабочки. Под бутоном коричневым цветом были начертаны оплетенные плющом буквы с зелеными стволами. На правой странице разворота были почти исключительно одни слова. Справа от текста росло дерево с листиками, а по левому полю вился плющ. То здесь, то там летали птички. Эта картинка привела Магги в восторг, хотя она и не могла прочесть ни одного слова.

«Интересно, может ли Джем их прочесть?»

— Что здесь написано? — спросила она.

— Ты не умеешь читать, дитя?

Магги отрицательно покачала головой.

— Я в школу ходила только год и уже все успела забыть.

Мистер Блейк фыркнул.

— Я вообще не ходил в школу! Читать меня научил мой отец. А твой отец тебя не учил?

— Он слишком занят.

— Ты слышала, Кейт? Слышала?

— Слышала, мистер Блейк.

Миссис Блейк стояла в дверях, облокотившись о косяк.

— Дело в том, что это я учил Кейт читать. Ее отец тоже был слишком занят. Ну а ты, мой мальчик? Ты можешь прочесть эту песню?

Джем откашлялся.

— Я попробую. Я тоже очень недолго ходил в школу.

Он поставил палец на строку и начал медленно читать:

— Мне только два дня.
Нет у меня
Пока еще имени.
— Как же тебя назову?
— Радуюсь я, что живу.
Радостью — так и зови меня!

Он читал с такими паузами, что мистер Блейк сжалился и начал ему помогать, усиливая и ускоряя его голос, и Джем следовал за ним, эхом повторяя слова, почти как в какой-то игре:

Радость моя —
Двух только дней, —
Радость дана мне судьбою.

Глядя на радость мою,

Я пою:
Радость да будет с тобою!^[34]

Глядя на картинку, Магги пришла к выводу, что это песня о ребенке, а голос мистера Блейка звучал, как голос любящего, нежного отца, с глуповатым видом повторяющего фразы. Она спрашивала себя, откуда он знает, как ведут себя отцы, — ведь у него самого не было детей. С другой стороны, он явно мало что знал о детях, потому что иначе двухдневный ребенок у него бы не улыбался. Магги нянчила немало младенцев и знала, что улыбаться они начинают лишь через несколько недель, когда мать, не видя их улыбки, уже начинает впадать в отчаяние. Но ничего этого она вслух не сказала.

— Вот вам одна, которую вы запомните.

Мистер Блейк перевернул несколько страниц и начал декламировать:

— В час, когда листва шелестит, смеясь…