Тигр! Тигр! (сборник)

Толпа подвинулась ближе, подстрекаемая головорезом в норковом манто и воодушевляемая доносящимися снизу проклятьями. Предводитель швырнул в Фойла факел. Фойл снова ускорился, и джек-джантеры превратились в живые статуи. Фойл взял ножку стула и спокойно стал избивать едва двигающиеся фигуры, повалил бандита в норке и прижал его к полу. Потом нажал на верхние зубы. Мир ожил. Шакалы попадали, их предводитель заревел.

– Здесь было тело, – с окаменевшей улыбкой проговорил Фойл. – Тело негритянки. Высокой. Красивой.

Бандит корчился и извивался, пытаясь дотянуться до глаз Фойла.

– Я знаю, что вы обращаете на это внимание, – терпеливо продолжал Фойл. – Некоторым из вас мертвые девушки нравятся больше живых. Здесь было тело?

Не получив удовлетворительного ответа, он схватил пылающий факел и поджег норковое манто. Потом поднялся и стал наблюдать с отрешенным интересом. Бандит с воем вскочил, споткнулся у края дыры и, охваченный пламенем, полетел в темноту.

– Так было тело? – проводив его взглядом, тихо спросил Фойл и покачал головой над ответом. – Не очень искусно, – пробормотал он. – Надо уметь извлекать информацию. Дагенхем мог бы кое-чему меня научить.

Фойл джантировал и появился в Грин-Бей, так явственно воняя палеными волосами и обугленной кожей, что ему пришлось зайти в местный магазин Престейна (камни, украшения, косметика, парфюмерия) за дезодорантом. Но местный мистер Престо, очевидно, лицезрел прибытие Четырехмильного цирка и узнал его. Мгновенно Фойл сбросил отрешенное спокойствие и превратился в эксцентричного Формайла с Цереса. Он паясничал и кривлялся, скакал и гримасничал, купил десятиунцевый флакон Euge № 5 по сто кредиток за унцию и опрокинул его на себя, к вящему удовольствию мистера Престо.

Старший клерк в Архиве ничего не знал и был упрям и несговорчив.

– Нет, сэр. Документы Архива не разрешается просматривать без надлежащего ордера. Это Мое Последнее Слово.

Фойл посмотрел на него остро, но беззлобно. Астеничный тип, определил он, худой, немощный. Эгоист. Недалек. Педантичен, сух. Неподкупен – слишком сдержан и нетерпим. Но это брешь в его броне.

Через час в Архиве появились шесть лиц женского пола, щедро наделенных пороками. Через два часа, одурманенный и соблазненный плотью и дьяволом, клерк выдал нужную информацию. Жилой дом был открыт джек-джантерам взрывом газа пару недель назад. Все квартиранты переселены. Робин Уэднесбери находится на принудительном лечении в Госпитале Милосердия близ Железной горы.

– Принудительное лечение? – недоумевал Фойл. – Почему? Что она сделала?

Организация Рождественского Бардака в Четырехмильном цирке заняла тридцать минут. В нем принимали участие музыканты, певцы, актеры и толпа – все, кто знал координаты Железной горы. Ведомые своим главным фигляром, они джантировали с шумом, фейерверками, горячительным и дарами. Они прошествовали через город с безудержным весельем и плясками. Они ворвались в Госпиталь Милосердия вслед за Санта-Клаусом, ревущим и скачущим с отрешенным спокойствием печального слона. Санта-Клаус перецеловал сестер, напоил сиделок, щедро одарил пациентов, забросал пол деньгами из большого мешка, висящего за спиной, и внезапно исчез, когда дикий разгул достиг таких высот, что прибыла полиция. Впоследствии обнаружилось, что исчезла также одна пациентка, несмотря на то, что была оглушена наркотиками и не могла джантировать. Собственно говоря, она покинула госпиталь в мешке Санта-Клауса.

Фойл джантировал вместе с ней на госпитальный двор и там, в укрытии сосновых крон под морозным небом помог ей выбраться из мешка. Она была одета в белое грубое больничное белье; она была прекрасна. Фойл, сбросивший свой шутовской наряд, смотрел на нее, не отрывая глаз.

Девушка была озадачена и встревожена, ее мысли метались, как языки раздуваемого ветром костра. Боже мой! Что произошло? Кто это? Снова шакалы – и сейчас убьют? Музыка. Буйство. Почему в мешке? «Да, Вирджиния, Санта-Клаус существует». Adeste fideles. Что ему от меня надо? Кто он?

– Я Формайл с Цереса, – сказал Фойл.

– Что? Кто? Формайл?.. Да, конечно, понимаю. Шут. Паяц. Вульгарность. Непристойность. Слабоумие. Четырехмильный цирк. О господи! Я опять не сдерживаюсь. Вы слышите меня?

– Я слышу вас, мисс Уэднесбери, – тихо проговорил Фойл.

– Зачем вы это сделали? Что вам нужно? Как…

– Я хочу, чтобы вы на меня посмотрели.

– Бонжур, мадам. В мешок, мадам. Оп! Посмотрите на меня. Я смотрю, – сказала Робин, пытаясь справиться с круговертью мыслей. Она вглядывалась в него и не узнавала. Это лицо. Я видела такое множество ему подобных. Лица мужчин, о господи! Черты мужественности. На уме одна случка.