Тигр в колодце

Голдберг поднялся на ноги, пока это не сделали за него. Сержант, два констебля, повозка, фонари, дубинки, объяснения, обвинения, наручники.

Тут он покачал головой.

— Я безропотно последую за вами, — сказал Голдберг сержанту. — Но буду очень вам признателен, если вы не станете надевать на меня наручники. Я ранен.

Правой рукой он приподнял окровавленную левую, показывая, что у него ранено плечо, и сержант кивнул.

— Хорошо, — обратился он к констеблю, приготовившему наручники. — Он не создаст нам особых проблем. Посадите его в повозку.

— Простите, сержант, — заговорил Пэрриш. — Этот человек крайне опасен. Я уже говорил вам, он разыскивается за политическое преступление. Он неоднократно сбегал из тюрем в России и Германии…

— Насколько я знаю, в нашей стране не судят за политические преступления, — ответил сержант. — Это он набил вам такую шишку?

— Не совсем…

— А кто стрелял в него?

— Я. Мне пришлось — с целью самозащиты…

— Не сомневаюсь, сэр. Я останусь и опрошу вас и остальных. Констебль, отвезите этого человека в участок.

«По крайней мере, честный полицейский, — подумал Голдберг, с трудом забираясь в повозку. — И не придется думать о наручниках…»

Кучер взмахнул поводьями.

Когда фургон отъезжал, две фигуры выбежали из тени и прицепились к нему сзади. Там была подножка, на которой обычно стоя ездил полицейский. На ней было достаточно места для двух двенадцатилетних мальчишек — тех самых, что ломились в заднюю дверь во время схватки.

— Успел, Тони? — прошептал один.

— Да, Кон, — ответил другой. — Мы с ними еще не закончили. Держись крепче, а то упадешь…

Мойша Липман потер свой могучий подбородок. Он сидел в четырехколесной повозке на углу площади Фурнье, с ним было еще трое его людей. В доме царил переполох — в окнах мелькали огни, кто-то задергивал занавески, но ребенка нигде видно не было. Один из подручных Липмана подбежал к дому и приложил ухо к кухонной двери, но так ничего и не услышал. Еще трое забежали с другой стороны, где высокие старые дома выходили окнами на церковный дворик, но опять же не заметили никаких признаков, что в доме есть ребенок.

— Что будем делать, босс? — спросил один из людей в кебе.

Липман ничего не ответил. Он не очень-то любил думать и не мог видеть сквозь стены, но умел драться. Будь спокоен, не торопись, пусть противник сам раскроется. Если бездумно полезешь вперед, получишь такой удар, что тут же окажешься в нокауте.

Но он также осознавал и эффективность неожиданной атаки. Кто бы ни скрывался сейчас за этими стенами, они не знают, что за ними следят, поэтому, если Мойша пошлет сейчас туда всех своих людей, они захватят здание меньше чем за минуту. Но для того чтобы приставить пистолет к голове ребенка, нужно гораздо меньше минуты…

— Думаю, пока будем наблюдать, — сказал он. Мойша вглядывался в дождь. Этот дождь…

Вдоль мостовой струились такие потоки воды, что практически не было видно, где начинается тротуар. Канава была забита каким-то мусором, возможно, там валялась мертвая собака, и потоки закручивались в небольшие водовороты, как на реке Пекос в рассказах о Дэдвуде Дике, которые Мойше по вечерам читал один из его ребят. Какая-то слизь, бумаги и грязь неслись по течению, прямо как в «Дэдвуде Дике».

Парадная дверь распахнулась. Мойша моргнул и толкнул в колено своего товарища.

— Просыпайся, — сказал он. — Смотри! Товарищ открыл глаза и нагнулся к окошку.

В дверном проеме они увидели двух человек. Один был в непромокаемом плаще и шляпе, а другой, похоже, в халате.

Плащ отошел от двери, халат позвал его обратно и начал что-то говорить. Плащ опять двинулся по улице, подняв воротник, а халат закрыл дверь.

— Возьмите его! — приказал Мойша.

Из кеба тут же выпрыгнули трое. Плащ шел, не оглядываясь и низко опустив голову, а стук дождя по шляпе не позволял ему услышать шаги за спиной, поэтому ребята быстро его нагнали.

Липман приказал кучеру медленно следовать за своими людьми, и меньше чем через минуту Плащ, несмотря на сопротивление, затащили в кеб. Салли узнала бы его: это был секретарь Уинтерхалтер.

— Кто вы? Что вам надо? — спрашивал он.

— Это не важно, — ответил Липман. — Что там происходит?

Уинтерхалтер смотрел на них с изумлением.

— Как вы смеете? Чего вы хотите?

— Отвечай на вопрос! — рявкнул Липман. — Что происходит в доме?

— И вы думаете, я отвечу? Видимо, вы на редкость глупый человек. Отпустите меня Сейчас же…

Он попытался освободиться. Липман толкнул его на место.

— Ребенок там? — спросил он. Уинтерхалтер замер, он начал понимать, кто эти люди.

— Теперь все ясно, — сказал он. Липман наблюдал за ним, прищурив глаза. — Думаю, вам лучше поговорить напрямую с моим работодателем. Видите ли, я всего лишь его секретарь. Уверен, что…

— Хватит, — отрезал Липман. — А ты что делаешь? Куда ты идешь?

— За врачом, — не моргнув глазом ответил Уинтерхалтер. — Один из слуг поранился.

— А почему было не послать кого-нибудь из других слуг? Почему именно ты бегаешь под дождем?