Тигриное око (Современная японская историческая новелла)

Но Сакаэ и тогда не шевельнулся. Замер в той же позе. Тору поневоле отошел шага на два-три, и тогда тот, будто ничего особенного не произошло, возя тряпкой, быстро добрался до противоположной стены.

Вроде бы пустяк, но Тору невольно подумал: «Странно, однако…»

Ощущение от мокрой тряпки у ног никак не оставляло его. Тренировка, однако, прошла как обычно, не хорошо и не плохо, и состояла все в тех же ударах в защитную маску. У Сакаэ, по-видимому, не возникло чувство, будто он сделал что-то не так. Но уж чего он точно добился, так это того, что Тору захотелось поговорить с ним.

3

После тренировки Тору подозвал Сакаэ. Слабый отблеск закатного солнца наполовину освещал лицо молодого человека, севшего напротив.

— Я хотел у тебя спросить…

— Слушаю.

Сакаэ чуть-чуть подобрался на месте.

— Ты много занимался утикоми, верно?

— Совершенно верно.

— Я слышал — ты из Кага. В какой школе ты занимался?

— В школе Ёсицунэ Симмэй.

Произнеся название школы, Сакаэ начертил пальцем на полу иероглифы, из которых состояло это название.

— Никогда не слышал о такой школе. Однако любая школа складывается в результате усердия и трудов. Свою школу нужно ценить.

— Вы так считаете?

Сакаэ, который до сих пор со всем соглашался, вдруг проявил строптивость. Выражение его лица при этом не изменилось, и Тору не сразу понял, в чем дело, но заметил, что тот явно не соглашается с ним.

— А ты, что ли, с этим не согласен? Считаешь, что можно и не ценить?

— Нет, я не это хочу сказать. Просто порой приверженность своей школе стоила людям жизни.

— И кому именно?

Задавая этот вопрос, Тору подумал, что Сакаэ имеет в виду отца.

Кати клана Кага особенно любили всякого рода занятия с мечом. Ведь по роду службы стражники, охранявшие паланкин, должны были уметь мгновенно расправиться со злоумышленниками.

Конечно, то же самое можно было сказать и о других провинциях, однако в Кага к этому искусству относились с особым пристрастием. Там каждый умелый фехтовальщик служил стражником.

«Скорее всего, отец Сакаэ тоже недурно владел мечом и, быть может, поэтому совершил что-то непозволительное», — подумал Тору.

— Ты имеешь в виду своего отца?

— Да.

— Как это произошло?

Сакаэ молчал.

— Не хочешь говорить — не нужно. Но скажи — есть у тебя какая-то цель, ради которой ты изучаешь искусство владения мечом?

Тору чувствовал, что стремление Сакаэ овладеть этим искусством как-то связано со смертью отца: быть может, его цель — отомстить убийце. Однако тот ответил сухо:

— Нет, никакой особенной цели у меня нет.

— Хорошо, я не стану тебя расспрашивать… Так или иначе, тебе уже хватит заниматься только упражнениями утикоми. Начинай настоящие тренировочные бои. Одновременно надо заняться кумитати.[186] Это сразу расширит твои возможности.

Этими словами он давал понять, что признает ученика. Многие, совсем не владея основами искусства, то и дело, без особого, впрочем, толка, пробовали себя в тренировочных схватках татиаи. Такое предложение учителя означало расположение и даже похвалу.

Однако реакция Сакаэ опять была какой-то непонятной.

— И что потом?

Тору не нашелся, что сказать. Казалось, Сакаэ сомневался, нужно ли вообще мастерство.

— Ты вроде бы хочешь овладеть искусством владения мечом, или нет?

— Хочу.

— Тогда ты должен совершенствоваться.

— Ну да, это правильно.

Слова Сакаэ прозвучали так, словно речь шла вовсе не о нем.

— Ты что же, не хочешь повысить свое мастерство?

— Дело не в том. Я просто задумываюсь: а после что?

— Об этом тебе думать рано. Такими вопросами задаются настоящие мастера, великие фехтовальщики, которые всю жизнь посвятили исключительно своему искусству.

— Так ли?..

Сакаэ был совершенно невозмутим. Тору это стало несколько раздражать.

По правде говоря, ему лучше любого другого были знакомы терзания человека, посвятившего себя искусству меча. Он не стесняясь говорил об этом и писал.

У лучших мастеров тоже бывали свои огорчения — наверняка каждому довелось что-то пережить. Но говорить об этом они считали проявлением слабости. Тору был одним из немногих, кто высказывался не таясь.

В раннем детстве по предложению матери он вступил в школу Ёда Синхатиро Хидэнао. Ёда был самурай из клана Ёнэдзава, сначала он освоил баттодзюцу[187] школы Кусуноки, затем искусство владения копьем школы Ходзоин и уже потом основал свою собственную школу владения мечом. Назвал он ее Кидзинрю.

Стиль его был агрессивным и бурным. Ученики демонстрировали намерение убить противника, издавали громкие крики, старались напугать партнера и обменивались внезапными беспорядочными ударами. Тору называл такой стиль «силовым», полагая, что это просто бахвальство силой и дурной удалью. В конечном счете дело решало физическое превосходство и настоящая сила.

Чтобы сражаться с противниками такого рода, Тору долгое время тренировался вдвое больше других. Но вот наступил момент, когда он уже мог противостоять и этим «грубым силачам». И тогда он вдруг подумал: «Так что же, в том и состоит искусство владения мечом? Получается, что если человек не силен и ростом невелик, ему и смысла нет заниматься этим?»